Эволюция поста
Ogden 29-мар, 02:01 997У православных идет Великий пост. В моей жизни – уже тридцать третий. Казалось бы, что может измениться в Великом посте? Все те же богослужения, все те же ограничения в пище… А изменилось едва ли не все, и не у меня одного.
Тот первый пост, весной 1986-го года, и следующий, я встречал студентом МГУ. Нас было таких… не то, чтобы много, но заметное количество. Узнавали мы друг друга в столовой по реплике: «два гарнира, пожалуйста, и подливы не надо!» И суровая тетка на раздаче могла брякнуть: «все поститесь, поститесь…» Мы вздрагивали: официально все были не только студентами, но и комсомольцами, а значит – атеистами. Дать понять окружающим, что ты веришь в Бога, значило дать повод для исключения. По той же причине редко приходилось бывать на длинных и непонятных тогда великопостных богослужениях, да и учиться было надо…
Сегодня то и дело говорят об «информационной войне против церкви» (это когда в СМИ попадает информация, нежелательная для церковного начальства).
Что такое настоящая война против нее, я помню: это когда по всем каналам звучит атеистическая пропаганда, и немыслимо на публике перекреститься. Когда на Пасху, сдвинув календарные дни, ставят тебе пары (было и такое, причем уже при раннем Горбачеве!), и поди, договорись с преподавателями, что этот день ты пропустишь, не называя прямо причины.
Все изменилось к посту 89-го года. За полгода до него замполит полка вернул мне, рядовому, карманный «Новый Завет», конфискованный перед тем старшиной. Замполит только что окончил академию в Москве и был в курсе новейших веяний, он видел по телевизору Горбачева вместе с иерархами на праздновании тысячелетия Крещения Руси, он сказал мне: «Теперь можно».
И стало действительно можно, а затем и модно. В девяностые крутые кабаки стали вводить постные меню, а Тверская к Пасхе украсилась перетяжками «Христос воскресе!» Началось церковное возрождение… или «церковное возрождение». Мне кажется, лучше будет тут поставить кавычки.
Я, как и множество людей, был тогда счастлив свободе, которая сама свалилась в руки, против всех ожиданий. В том числе и свободе верить, жить согласно правилам своей религии и не скрывать этого. Нам казалось, что стоит восстановить стены и возобновить службы, стоит начать по-настоящему исполнять все требования древних книг, и мы станем если не святыми, то почти. И Россия православная преобразится.
Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя… Да, скорее в себя, чем в Бога, в свои собственные усилия и представления. А еще в девяностые в страну пришел интернет, и очень скоро появился его православный сегмент.
Каждый Великий пост он раскалялся добела: люди отчаянно спорили, как лучше, как правильнее проводить это самое постное время. Скажем, рыбу можно есть в два строго определенных дня – а что с морепродуктами? Их можно каждый день? Или не каждый? Или дешевые креветки можно, а от дорогущих омаров стоит отказаться? И в общем тоне голосов тонули здравые голоса: «Любое блюдо становится постным, если половину его ты отдал нищему». Так говорил один мой друг в сане игумена.
А уж какие баталии разворачивались по поводу допустимости супружеской близости в пост! Люди спорили с той страстью, с какой в прочие дни предавались этой самой близости… Много было нажито тут гастритов, неврозов и разводов. Но год за годом православные упорно спорили перед Пасхой: можно ли креветку, можно ли в кроватку.
И вдруг в последние годы эти споры стихли. То ли победила здравая мысль, что все люди разные и общих рецептов просто не может быть, то ли все несколько устали от беспросветных баталий – и многие просто надорвались, ушли из церкви или остались, но перестали играть в Святое Средневековье, как-то сами разобрались с режимом питания на эти дни. А может быть, включилась голова и люди стали задумываться над сутью того, что происходит?
Нет, конечно, по-прежнему перед началом каждого поста по всем каналам нам сначала говорят, что главное в пост – не пища, а потом долго и подробно рассказывают, в какой день что положено есть. И то самое постное меню едва ли не в каждом кабаке, дороже скоромного, разумеется. И кто бы из нас, комсомольцев восьмидесятых, поверил, что все те же самые советские газеты через тридцать лет будут подробно рассказывать, как проводить Родительскую субботу... Впрочем, тут преемственность есть: в те времена нам навязчиво объясняли, что религии придерживаются дремучие суеверные старухи. А сегодня – но уже с одобрением! – транслируют на всю страну, как именно они это делают: «Считались плохой приметой дождь до обеда и сильный ветер: полагали, что так ушедшие выражают недовольство нами, редко их вспоминающими... Ну и еще несколько правил: в поминальной трапезе обычно пользуются только ложками, на краю стола оставляют рюмку с водкой, накрытую ломтем черного хлеба». Первобытный культ предков в чистом виде, и ни слова о Христе, о Боге, о Евангелии. Самодостаточное обрядоверие – это ведь так всем удобно!
Но что-то все-таки сдвинулось. Начнем с малого. Какой красивый, еще Пушкиным воспетый обычай: отпускать на Благовещенье птичку на свободу… И только в последние годы люди стали задумываться (https://bjorn-varulv.livejournal.com/122306.html): а откуда, собственно, берутся эти птички и что с ними дальше происходит? Оказывается, ничего хорошего. В угоду вычитанному из книг ритуалу приносятся тысячи маленьких и беспомощных существ. Их не надо отпускать на свободу – они на этой свободе уже живут. И этот маленький разговор означает переход от «как положено делать» к «зачем я это делаю и что получается в результате».
Или возьмем спор об исповеди, в котором мне довелось участвовать. В пост православные особенно часто прибегают к таинствам: но как и зачем они это делают? Потому что так положено, так им сказали – или это им действительно нужно?
В этот пост заговорили и о Благодатном огне. Тогда, тридцать лет назад, с огнем был связан только один обряд: в Страстной четверг люди несли домой свечки, зажженные в храме на службе с чтением Евангелий, зажигали свои лампадки. На самом деле так осмеливались поступать те самые бабушки, которых было уже неоткуда выгонять, но символизм был понятен всем: ты несешь в свой дом огонек евангельской веры.
Сегодня в Великую субботу спецбортами привозят из Иерусалима «благодатный огонь», спешат развезти его по нужным людям, это становится важным элементом люксового сектора потребления… И люди то ли действительно верят, что этот огонь нисходит в Храме Гроба Господня непосредственно от бога (и тем самым бог дает нам надежную печать, что правилен именно наш календарь, именно наша версия христианства), то ли… просто привыкли к спецобслуживанию.
И вдруг скандальное заявление: этот огонь зажигают от лампады вполне естественным образом, «бог творит чудеса, но не на потеху людям». Ответы официальных представителей РПЦ (например, этот) намеренно уклончивы: никто не берется утверждать, что это действительно чудо, но лучше в чуде вслух не сомневаться, потому что простой народ в это чудо верит и привычный порядок нельзя расшатывать.
Собственно, что нового по сравнению с временами советской атеистической пропаганды? Тогда тоже утверждали, что попы морочат голову простым людям рассказом о чудесах, чтобы убедить их в незыблемости существующих порядков. Разве что раньше это критиковали, теперь это делают своим краеугольным камнем. Жаль, был прекрасный повод произнести проповедь о том, что мы верим не в огонь, а в Бога.
Но что-то остается неизменным в каждый Великий пост. И об этом трудно сказать лучше, чем сказал Борис Пастернак:
Но в полночь смолкнут тварь и плоть,
Заслышав слух весенний,
Что только-только распогодь –
Смерть можно будет побороть
Усильем Воскресенья.
Андрей Десницкий
У православных идет Великий пост. В моей жизни – уже тридцать третий. Казалось бы, что может измениться в Великом посте? Все те же богослужения, все те же ограничения в пище… А изменилось едва ли не все, и не у меня одного.Тот первый пост, весной 1986-го года, и следующий, я встречал студентом МГУ. Нас было таких… не то, чтобы много, но заметное количество. Узнавали мы друг друга в столовой по реплике: «два гарнира, пожалуйста, и подливы не надо!» И суровая тетка на раздаче могла брякнуть: «все поститесь, поститесь…» Мы вздрагивали: официально все были не только студентами, но и комсомольцами, а значит – атеистами. Дать понять окружающим, что ты веришь в Бога, значило дать повод для исключения. По той же причине редко приходилось бывать на длинных и непонятных тогда великопостных богослужениях, да и учиться было надо… Сегодня то и дело говорят об «информационной войне против церкви» (это когда в СМИ попадает информация, нежелательная для церковного начальства). Что такое настоящая война против нее, я помню: это когда по всем каналам звучит атеистическая пропаганда, и немыслимо на публике перекреститься. Когда на Пасху, сдвинув календарные дни, ставят тебе пары (было и такое, причем уже при раннем Горбачеве!), и поди, договорись с преподавателями, что этот день ты пропустишь, не называя прямо причины. Все изменилось к посту 89-го года. За полгода до него замполит полка вернул мне, рядовому, карманный «Новый Завет», конфискованный перед тем старшиной. Замполит только что окончил академию в Москве и был в курсе новейших веяний, он видел по телевизору Горбачева вместе с иерархами на праздновании тысячелетия Крещения Руси, он сказал мне: «Теперь можно». И стало действительно можно, а затем и модно. В девяностые крутые кабаки стали вводить постные меню, а Тверская к Пасхе украсилась перетяжками «Христос воскресе!» Началось церковное возрождение… или «церковное возрождение». Мне кажется, лучше будет тут поставить кавычки. Я, как и множество людей, был тогда счастлив свободе, которая сама свалилась в руки, против всех ожиданий. В том числе и свободе верить, жить согласно правилам своей религии и не скрывать этого. Нам казалось, что стоит восстановить стены и возобновить службы, стоит начать по-настоящему исполнять все требования древних книг, и мы станем если не святыми, то почти. И Россия православная преобразится. Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя… Да, скорее в себя, чем в Бога, в свои собственные усилия и представления. А еще в девяностые в страну пришел интернет, и очень скоро появился его православный сегмент. Каждый Великий пост он раскалялся добела: люди отчаянно спорили, как лучше, как правильнее проводить это самое постное время. Скажем, рыбу можно есть в два строго определенных дня – а что с морепродуктами? Их можно каждый день? Или не каждый? Или дешевые креветки можно, а от дорогущих омаров стоит отказаться? И в общем тоне голосов тонули здравые голоса: «Любое блюдо становится постным, если половину его ты отдал нищему». Так говорил один мой друг в сане игумена. А уж какие баталии разворачивались по поводу допустимости супружеской близости в пост! Люди спорили с той страстью, с какой в прочие дни предавались этой самой близости… Много было нажито тут гастритов, неврозов и разводов. Но год за годом православные упорно спорили перед Пасхой: можно ли креветку, можно ли в кроватку. И вдруг в последние годы эти споры стихли. То ли победила здравая мысль, что все люди разные и общих рецептов просто не может быть, то ли все несколько устали от беспросветных баталий – и многие просто надорвались, ушли из церкви или остались, но перестали играть в Святое Средневековье, как-то сами разобрались с режимом питания на эти дни. А может быть, включилась голова и люди стали задумываться над сутью того, что происходит? Нет, конечно, по-прежнему перед началом каждого поста по всем каналам нам сначала говорят, что главное в пост – не пища, а потом долго и подробно рассказывают, в какой день что положено есть. И то самое постное меню едва ли не в каждом кабаке, дороже скоромного, разумеется. И кто бы из нас, комсомольцев восьмидесятых, поверил, что все те же самые советские газеты через тридцать лет будут подробно рассказывать, как проводить Родительскую субботу. Впрочем, тут преемственность есть: в те времена нам навязчиво объясняли, что религии придерживаются дремучие суеверные старухи. А сегодня – но уже с одобрением! – транслируют на всю страну, как именно они это делают: «Считались плохой приметой дождь до обеда и сильный ветер: полагали, что так ушедшие выражают недовольство нами, редко их вспоминающими. Ну и еще несколько правил: в поминальной трапезе обычно пользуются только ложками, на краю стола оставляют рюмку с водкой, накрытую ломтем черного хлеба». Первобытный культ предков в чистом виде, и ни слова о Христе, о Боге, о Евангелии. Самодостаточное обрядоверие – это ведь так всем удобно! Но что-то все-таки сдвинулось. Начнем с малого. Какой красивый, еще Пушкиным воспетый обычай: отпускать на Благовещенье птичку на свободу… И только в последние годы люди стали задумываться (https://bjorn-varulv.livejournal.com/122306.html): а откуда, собственно, берутся эти птички и что с ними дальше происходит? Оказывается, ничего хорошего. В угоду вычитанному из книг ритуалу приносятся тысячи маленьких и беспомощных существ. Их не надо отпускать на свободу – они на этой свободе уже живут. И этот маленький разговор означает переход от «как положено делать» к «зачем я это делаю и что получается в результате». Или возьмем спор об исповеди, в котором мне довелось участвовать. В пост православные особенно часто прибегают к таинствам: но как и зачем они это делают? Потому что так положено, так им сказали – или это им действительно нужно? В этот пост заговорили и о Благодатном огне. Тогда, тридцать лет назад, с огнем был связан только один обряд: в Страстной четверг люди несли домой свечки, зажженные в храме на службе с чтением Евангелий, зажигали свои лампадки. На самом деле так осмеливались поступать те самые бабушки, которых было уже неоткуда выгонять, но символизм был понятен всем: ты несешь в свой дом огонек евангельской веры. Сегодня в Великую субботу спецбортами привозят из Иерусалима «благодатный огонь», спешат развезти его по нужным людям, это становится важным элементом люксового сектора потребления… И люди то ли действительно верят, что этот огонь нисходит в Храме Гроба Господня непосредственно от бога (и тем самым бог дает нам надежную печать, что правилен именно наш календарь, именно наша версия христианства), то ли… просто привыкли к спецобслуживанию. И вдруг скандальное заявление: этот огонь зажигают от лампады вполне естественным образом, «бог творит чудеса, но не на потеху людям». Ответы официальных представителей РПЦ (например, этот) намеренно уклончивы: никто не берется утверждать, что это действительно чудо, но лучше в чуде вслух не сомневаться, потому что простой народ в это чудо верит и привычный порядок нельзя расшатывать. Собственно, что нового по сравнению с временами советской атеистической пропаганды? Тогда тоже утверждали, что попы морочат голову простым людям рассказом о чудесах, чтобы убедить их в незыблемости существующих порядков. Разве что раньше это критиковали, теперь это делают своим краеугольным камнем. Жаль, был прекрасный повод произнести проповедь о том, что мы верим не в огонь, а в Бога. Но что-то остается неизменным в каждый Великий пост. И об этом трудно сказать лучше, чем сказал Борис Пастернак: Но в полночь смолкнут тварь и плоть, Заслышав слух весенний, Что только-только распогодь – Смерть можно будет побороть Усильем Воскресенья. Андрей Десницкий