Руководитель ансамбля «Сирин» Андрей Котов: Вместе петь – это естественно - «Отцы и дети»
Станислав 27-янв, 02:38 1 085В старинных стихах, которые исполняет ансамбль древнерусской духовной музыки «Сирин», сохранились размышления многих и многих поколений о жизни и смерти, о Боге и человеке. В 2019 году коллектив отметил свое 30-летие, а значит, для современного человека то, о чем они поют, актуально. Основатель и руководитель ансамбля «Сирин» Андрей Котов рассказал, почему не все талантливые дети пошли по стопам отца, что мешает современному человеку нормально жить и зачем ему обязательно нужно звучать.
Андрей Николаевич Котов – фольклорист, хормейстер, исследовать аутентичного пения русской средневековой музыки и народных песен, педагог. Родился в 1959 году. Окончил Училище и Академию им. Гнесиных. Более десяти лет работал в Ансамбле Дмитрия Покровского, по совету мастера в 1989 году собрал ансамбль древнерусской духовной музыки «Сирин». Уникальный ансамбль, которому музыкант посвятил половину своей жизни, сегодня известен во всем мире. Результатами своих исследований и многолетним опытом исполнения Котов делится на мастер-классах, которые проводит в России и за рубежом. Отец троих детей, двое из которых — участники его проектов.
В 14 лет играл в рок-группе, а когда впервые услышал фольклор – бросил все
— Расскажите немного о вашей семье и той роли, которую в вашей семье играла музыка.
— У меня семья была деревенская. Дед с бабушкой по матери – крестьяне с Урала, из-под Нижнего Тагила, их привезли в Москву строить завод на Рязанском проспекте. Бабушка и дедушка остались в Москве, в 41-м году родилась моя мама. Жили в бараке – вот как деревню целую брали и переселяли, так в одном бараке и жили. Потом – в хрущевке. Это рабочая окраина, и культура там деревенско-городская, когда люди на улицах пели песни, играли на гармошке, дети играли во все народные игры, в которые сейчас никто не играет.
А отец из Тамбовской области, приехал в Москву еще мальчиком, пошел работать на завод, где они встретились с мамой. Такая настоящая советская рабоче-крестьянская семья выходцев из деревни. А первый горожанин я.
Пение для семьи моего деда было естественным состоянием. В воскресенье собирались, лепили пельмени, выпивали по рюмке и начинали петь песни. И это было обычное времяпрепровождение, причем пели на много голосов.
— Так вся страна жила.
— Да, это традиционный еще уклад. Мама с малых лет ходила в ДК 40-летия Октября (он и сейчас там стоит, на Рязанке): в оперный кружок, участвовала в художественной самодеятельности. Когда я родился, ей было 18 лет, и когда мне было года три, она меня постоянно таскала с собой на занятия кружка, в шесть лет я знал русскую оперную классику наизусть. То есть, я рос под «Пиковую даму», «Евгения Онегина», русские романсы, под песни всех советских популярных композиторов.
— А ваши дети под какую музыку росли?
— Мои росли подо все: и под классику, и под рок, и под фольклор. Они росли просто под хорошую музыку! Сейчас рок мне менее интересен, только как ностальгия. Я любил и «Битлз», и «Дип Перпл», «Кинг кримсон», «Пинк Флойд» и все это, кстати, играл в свое время, потому что в 14 лет я организовал свою рок-группу со всеми вытекающими.
— Как «Дорз»?
— Нет, все эти марихуановые дела, или еще что потяжелее, меня никогда не интересовали. Меня интересовала музыка, их – измененное состояние личности. А мне важно – красивая мелодия или нет, интересная аранжировка или нет, поэтически как это сделано.
Вообще, я отошел от всего, просто услышав первый раз подлинную фольклорную запись.
— Что это было?
— Я поступил в Гнесинское училище на отделение дирижеров народного хора, а там предмет – расшифровка, и на первый же урок мне дали запись и наушники: расшифровывай. Там было казачье двухголосие. Меня поразило гигантское расстояние между тем, что у нас выдавалось за русскую народную песню, и тем, чем она являлась на самом деле, и поразила глубина того, что делали эти люди. И я понял, насколько сильно настоящий фольклор отличается от тех обработок, за которыми вообще ничего не было. Я потерял интерес ко всему, и несколько лет меня мало что еще интересовало! Потому что фольклор абсолютно выбивает из привычной городской культурной среды!
— А чем он выбивает?
— Я не смогу вам объяснить… Это настолько глубокая и другая по внутренней сущности музыка – в сравнении с той, к которой мы привыкли… Там открываются какие-то свойства человеческой души, которые другие жанры не трогают или по-другому выявляют. Мастерские фольклорные произведения находятся по глубине переживания и осознания мира наравне с Бахом, Моцартом! Это невероятной глубины и сложности коллективное переживание. Есть, конечно, гениальные солисты, но фольклор это в первую очередь коллективное переживание мира.
Дочке сказал: «выучишься – и будешь со мной петь!», а старший сын сказал, что не хочет быть как папа
— А детей как вы приобщали к музыке и этой культуре?
— Они просто жили рядом с нами. Варя мне еще лет в 6 сказала, что хочет петь со мной в ансамбле, я сказал ей: «вот выучишься – и будешь петь!»
У Вари было ярко выраженное стремление. В 13 лет она уже могла управлять клиросом!
Варвара Котова: «С тех пор, как «Сирин» появился, я хотела к папе в ансамбль. Один раз меня даже взяли на сцену, и я пела с ними две колядки, по-моему, это было в Малом зале Консерватории. Я была страшно горда! В общем и целом, моя основная задача, примерно лет с семи, состояла в том, чтобы начать петь у папы в ансамбле. Это была основная цель. И я ее достигла».
— Вы водили детей в церковь?
— Все их детство. Варька у меня на клиросе в 6 лет ноты переворачивала, в 7 лет пела, а в 14 – регентовала. За эти годы она все выучила, и с радостью это делала.
— Насколько пересекаются семейные и рабочие отношения в «Сирине», не мешает ли это?
— Отлично пересекаются, никак не мешает! У нас нет формальных отношений, именно потому что сам ансамбль не является формальным – у нас не было никогда официальных отношений с государством, нам никто не платил зарплату, не было зависимости от кого-то, иерархии начальник-подчиненный. Я руководитель, они – певцы, и все вопросы мы решаем естественным образом: просто садимся и обсуждаем. Нас никто ни к чему не обязывает: в любой момент мы можем решить разойтись – и нам за это ничего не будет. Мы свободны! И это счастье.
— Пик гастрольной деятельности пришелся на 90-е, когда был запрос на все национальное и духовное, и «Сирин» был очень востребован и в России, и в Европе. То есть, когда ваши дети росли, вас часто не было дома?
— Да, меня часто не было дома. Жена занималась воспитанием в большей степени.
Поэтому старший сын и не стал музыкантом, хотя у него потрясающие данные. Он сказал: «Я тебя не видел все свое детство, я не хочу, чтобы мои дети меня не видели!»
Варвара Котова: «Папа и мама работали в ансамбле Дмитрия Покровского, и, соответственно, если они отсутствовали до 90-го года, когда бал создан «Сирин», то отсутствовали с мамой вдвоем – потому что вместе ездили на гастроли. Для меня это было нормально: у меня родители-музыканты. А брат говорит, нет, не очень, он к этому по-другому относится. Когда появился «Сирин», то поначалу иногда брали с собой и детей: вот мы ездили в Германию, в Грецию, и это прекрасные воспоминания о гастрольных поездках, потому что мы тогда были вместе всей семьей».
— Вы рассчитываете, что дети продолжат ваш путь?
— Совсем не обязательно.
Младший сын организовал рок-группу, проживает нормальный для профессионального музыканта этап – когда все вместе и сразу! Ничего не успевает, здесь изучает, там прогуливает, оттуда его выгоняют, один проект открывает, второй сворачивает. В разных направлениях работает – где-то я его пытаюсь подтащить к своему направлению, но ни в коем случае не давлю – он должен сам решить, чем он будет заниматься.
Варя занимается тем, что ей интересно, и слава Богу! (У Варвары Котовой есть свои успешные проекты «Узорика» и «Варево» — прим. ред.) Но вдруг жизнь изменится? Все может быть. Если у нас так дальше будет развиваться экономическая ситуация в государстве, то заниматься профессионально музыкой в какой-то момент станет просто невозможно и надо будет искать постоянную работу, чтобы себя прокормить. К этому тоже нужно быть готовым.
Если дети будут заниматься профессионально – хорошо. Но мне важнее, чтобы они себя нашли!
— Сколько у вас внуков?
— Пока двое. Я с удовольствие с ними сижу, когда Варька просит, гуляю с ними и куда-нибудь беру. Они пока профессионально музыкой не занимаются. Катя хочет заниматься – она играет на пианино, на гитаре, поет, но для себя.
— Музыкальное воспитание раньше было частью воспитания вообще. Все были включены в это: дворяне и интеллигенция через классическую музыку, народ – через фольклор. Это важно?
— Музыка была частью жизни, частью человека. Музыкальное воспитание – это очень важно! Оно же прежде всего развивает мозг! И психику. И просто для широкого развития человека необходимо. Оно дает человеку другие ракурсы видения мира. Когда человек звучит, исполняет музыку и когда слушает ее – это две разные вещи. Когда ты учишься выражать какую-то эмоцию и идею с помощью мелодии, звука, в этот момент твой мозг выстраивает сложную конструкцию, весь твой организм, сам ты проживаешь этот момент жизни несколько по-иному, чем, когда мы с вами говорим.
— А современная школа все это, к сожалению, убирает, получается?
— Сейчас это просто катастрофа! В советской школе были уроки пения – и много, мы все пели, и это нормально. И дома пели, когда гости собирались.
Варвара Котова: «Папа с мамой устраивали нам колядки – мы ходили колядовать, у себя в районе, в Чертаново. Мы ходили по своим друзьям и знакомым, потом с каждым годом у нас росло количество тех, кто нас звал – потому что кто-то видел, как мы шли от одних у другим, и приглашал к себе. У нас вообще был достаточно дружный двор, и нам иногда прямо из окна кричали: «и к нам зайдите!» Семей пять-шесть мы за вечер обходили».
Жить людям мешают ложные направления
— Вы пережили развод с первой женой (первая жена – Анна Теплова, фольклорист и преподаватель школы «Драгоценность», с Андреем они познакомились в ансамбле Покровского и вместе пели в нем 10 лет – прим.ред.). При этом у вас отличные отношения с детьми.
— Да и с женой бывшей очень хорошие.
— Что бы вы посоветовали отцам, которые проходят через это?
— Стараться сохранить хорошие отношения со своей бывшей половиной, и стараться, чтобы дети пострадали как можно меньше.
— У нас, как известно, чуть и не каждый второй брак заканчивается разводом. А раньше разводов не было…
— Для человека существовал Бог, он помнил, что он занимает определенное место в земном мире, но это не главное, что его жизнь на земле очень коротка, а дальше – вечная жизнь, и что он отвечает за эту жизнь.
Если девушка выходила замуж, она уходила из своего рода, умирала как девушка и рождалась в другом качестве в другом роду, где она должна была рожать детей, и понимала это как естественную жизненную функцию.
Проблемы самореализации не было, проблемы личности – тоже. Найдите в фольклоре хотя бы одну песню о смысле жизни? Типа: для чего я живу, а свободен ли я, а правильно ли я себя реализую, и все эти идиотские вопросы, которые задают себе современные люди. Человек рождался и жил для другого. И мужчина так же.
Исходя из этого понимания, по-другому строились отношения.
— У современной женщины рамка поменялась…
— Почему? В 17 веке девушки пели прекрасно, и это не мешало им рожать детей. У Вари в этом смысле все органично! На деревне-то тоже были профессиональные певцы, плакальщицы, например.
Конечно, сегодня существует целый комплекс ложных направлений, которые искусственно создаются для человека и мешают ему нормально жить. Проблема реализации личности, например! Как же я буду рожать детей, и себя не реализую? А как ты себя реализуешь? Шоу-рум откроешь? Йогой начнешь заниматься? На Эверест полезешь, в конце концов?
— Шоу-рум, это да! Как вы вообще относитесь ко всяким хардкорам и лайфхакам в русском языке?
— Это вообще кошмар! Меня ужасает огромное количество английских слов, которыми пытаются заменить вполне нормальные современные русские слова. Я их стараюсь не употреблять!
— А как у вас с цифровым миром?
— Если это нужно для дела, я, конечно, пользуюсь. Но если я какое-то время работаю за компьютером, то потом беру книгу, мне необходимо перестроить мозги.
Мозг и воображение все равно работают по-разному с бумажной и электронной книгой. Зависимости от гаджетов нет, конечно. Ни у кого из нас. У нас есть дело, есть чем занять свои мозги, руки. Бедные люди, которым этим всем подменяют необходимость мыслить, мозги-то не работают.
— Что в современном мире, как вам кажется, происходит с культурой отцовства, культурой мужественности?
— По себе сказать не могу – моя собственная жизнь несколько нестандартна. Но судя по тем людям, которые приходят к нам в студию (мальчишек у нас мало, в основном девчонки приходят – и это неправильно, я бы советовал мальчишек отдавать в фольклор лет с 4-5), и судя по той жизни, которую я вижу вокруг, культура отцовства пробуксовывает. У нас вообще с мужественностью очень плохо!
— Как наращивать маскулинность? Где ее брать?
— Раньше этим занималась община. В мое время, например, мы все вопросы решали на улице, с помощью вполне ординарных средств, у нас все было ясно. Но и жизнь раньше была цельная. А сейчас у нас даже национальной идеи толком нет.
Все говорят – семья! Я тоже считаю, что только семья может стать национальной идеей. Но ее тоже, по сути, нет! Постулировать-то постулирует правительство, а на деле…
— Вот папа пришел в восемь-полдевятого домой, сил нет…
— Дело не в этом. Раньше тоже пахали вовсю! Пример поведения отца, пример его отношения к труду, к дому, долгу, его общение с матерью – это и есть воспитание, Важно не только и не столько то, что я говорю – важно, как я на самом деле живу. Ребенок видит и подражает, повторяет то, что ему нравится.
Варвара Котова: «С папой мы на Байкал ездили – он возил меня и младшего брата, это очень приятное воспоминание, как мы по горам лазили. Мне было лет девять. Заниматься детьми круглосуточно и безостановочно – нет, это не наши родители. Зацикленности на детях не было никогда и ни у кого. Они такими никогда не были. Зацикленность на детях не всегда хороша, и не всегда ведет к теплоте в отношениях. Мы не были обделенными заботой детьми – мы росли и с бабушками, и с нянями, и осознавали, кем работают наши родители».
Фрагмент Рождественского Вертепа Павла Карманова, который можно будет услышать и увидеть 10 января 2020 года в КЗ «Зарядье». В нем принимают участие ансамбль «Сирин», Первый Симфонический оркестр без дирижера, группа «Вежливый отказ», Сергей Старостин, Сергей Клевенский, Аркадий Шилклопер, детский ансамбль «Веретенце» и др. Рядом с Андреем Котовым — его дочь и сын.
Фото: со страниц Андрея Котова и Варвары Котовой в социальных сетях; в анонсе материала фотография Андрея Николаевича с дочерью во время выступления.
В старинных стихах, которые исполняет ансамбль древнерусской духовной музыки «Сирин», сохранились размышления многих и многих поколений о жизни и смерти, о Боге и человеке. В 2019 году коллектив отметил свое 30-летие, а значит, для современного человека то, о чем они поют, актуально. Основатель и руководитель ансамбля «Сирин» Андрей Котов рассказал, почему не все талантливые дети пошли по стопам отца, что мешает современному человеку нормально жить и зачем ему обязательно нужно звучать. Андрей Николаевич Котов – фольклорист, хормейстер, исследовать аутентичного пения русской средневековой музыки и народных песен, педагог. Родился в 1959 году. Окончил Училище и Академию им. Гнесиных. Более десяти лет работал в Ансамбле Дмитрия Покровского, по совету мастера в 1989 году собрал ансамбль древнерусской духовной музыки «Сирин». Уникальный ансамбль, которому музыкант посвятил половину своей жизни, сегодня известен во всем мире. Результатами своих исследований и многолетним опытом исполнения Котов делится на мастер-классах, которые проводит в России и за рубежом. Отец троих детей, двое из которых — участники его проектов. В 14 лет играл в рок-группе, а когда впервые услышал фольклор – бросил все — Расскажите немного о вашей семье и той роли, которую в вашей семье играла музыка. — У меня семья была деревенская. Дед с бабушкой по матери – крестьяне с Урала, из-под Нижнего Тагила, их привезли в Москву строить завод на Рязанском проспекте. Бабушка и дедушка остались в Москве, в 41-м году родилась моя мама. Жили в бараке – вот как деревню целую брали и переселяли, так в одном бараке и жили. Потом – в хрущевке. Это рабочая окраина, и культура там деревенско-городская, когда люди на улицах пели песни, играли на гармошке, дети играли во все народные игры, в которые сейчас никто не играет. А отец из Тамбовской области, приехал в Москву еще мальчиком, пошел работать на завод, где они встретились с мамой. Такая настоящая советская рабоче-крестьянская семья выходцев из деревни. А первый горожанин я. Пение для семьи моего деда было естественным состоянием. В воскресенье собирались, лепили пельмени, выпивали по рюмке и начинали петь песни. И это было обычное времяпрепровождение, причем пели на много голосов. — Так вся страна жила. — Да, это традиционный еще уклад. Мама с малых лет ходила в ДК 40-летия Октября (он и сейчас там стоит, на Рязанке): в оперный кружок, участвовала в художественной самодеятельности. Когда я родился, ей было 18 лет, и когда мне было года три, она меня постоянно таскала с собой на занятия кружка, в шесть лет я знал русскую оперную классику наизусть. То есть, я рос под «Пиковую даму», «Евгения Онегина», русские романсы, под песни всех советских популярных композиторов. — А ваши дети под какую музыку росли? — Мои росли подо все: и под классику, и под рок, и под фольклор. Они росли просто под хорошую музыку! Сейчас рок мне менее интересен, только как ностальгия. Я любил и «Битлз», и «Дип Перпл», «Кинг кримсон», «Пинк Флойд» и все это, кстати, играл в свое время, потому что в 14 лет я организовал свою рок-группу со всеми вытекающими. — Как «Дорз»? — Нет, все эти марихуановые дела, или еще что потяжелее, меня никогда не интересовали. Меня интересовала музыка, их – измененное состояние личности. А мне важно – красивая мелодия или нет, интересная аранжировка или нет, поэтически как это сделано. Андрей Котов Вообще, я отошел от всего, просто услышав первый раз подлинную фольклорную запись. — Что это было? — Я поступил в Гнесинское училище на отделение дирижеров народного хора, а там предмет – расшифровка, и на первый же урок мне дали запись и наушники: расшифровывай. Там было казачье двухголосие. Меня поразило гигантское расстояние между тем, что у нас выдавалось за русскую народную песню, и тем, чем она являлась на самом деле, и поразила глубина того, что делали эти люди. И я понял, насколько сильно настоящий фольклор отличается от тех обработок, за которыми вообще ничего не было. Я потерял интерес ко всему, и несколько лет меня мало что еще интересовало! Потому что фольклор абсолютно выбивает из привычной городской культурной среды! — А чем он выбивает? — Я не смогу вам объяснить… Это настолько глубокая и другая по внутренней сущности музыка – в сравнении с той, к которой мы привыкли… Там открываются какие-то свойства человеческой души, которые другие жанры не трогают или по-другому выявляют. Мастерские фольклорные произведения находятся по глубине переживания и осознания мира наравне с Бахом, Моцартом! Это невероятной глубины и сложности коллективное переживание. Есть, конечно, гениальные солисты, но фольклор это в первую очередь коллективное переживание мира. Дочке сказал: «выучишься – и будешь со мной петь!», а старший сын сказал, что не хочет быть как папа — А детей как вы приобщали к музыке и этой культуре? — Они просто жили рядом с нами. Варя мне еще лет в 6 сказала, что хочет петь со мной в ансамбле, я сказал ей: «вот выучишься – и будешь петь!» У Вари было ярко выраженное стремление. В 13 лет она уже могла управлять клиросом! Варвара Котова: «С тех пор, как «Сирин» появился, я хотела к папе в ансамбль. Один раз меня даже взяли на сцену, и я пела с ними две колядки, по-моему, это было в Малом зале Консерватории. Я была страшно горда! В общем и целом, моя основная задача, примерно лет с семи, состояла в том, чтобы начать петь у папы в ансамбле. Это была основная цель. И я ее достигла». — Вы водили детей в церковь? — Все их детство. Варька у меня на клиросе в 6 лет ноты переворачивала, в 7 лет пела, а в 14 – регентовала. За эти годы она все выучила, и с радостью это делала. — Насколько пересекаются семейные и рабочие отношения в «Сирине», не мешает ли это? — Отлично пересекаются, никак не мешает! У нас нет формальных отношений, именно потому что сам ансамбль не является формальным – у нас не было никогда официальных отношений с государством, нам никто не платил зарплату, не было зависимости от кого-то, иерархии начальник-подчиненный. Я руководитель, они – певцы, и все вопросы мы решаем естественным образом: просто садимся и обсуждаем. Нас никто ни к чему не обязывает: в любой момент мы можем решить разойтись – и нам за это ничего не будет. Мы свободны! И это счастье. Ансамбль «Сирин» — Пик гастрольной деятельности пришелся на 90-е, когда был запрос на все национальное и духовное, и «Сирин» был очень востребован и в России, и в Европе. То есть, когда ваши дети росли, вас часто не было дома? — Да, меня часто не было дома. Жена занималась воспитанием в большей степени. Поэтому старший сын и не стал музыкантом, хотя у него потрясающие данные. Он сказал: «Я тебя не видел все свое детство, я не хочу, чтобы мои дети меня не видели!» Варвара Котова: «Папа и мама работали в ансамбле Дмитрия Покровского, и, соответственно, если они отсутствовали до 90-го года, когда бал создан «Сирин», то отсутствовали с мамой вдвоем – потому что вместе ездили на гастроли. Для меня это было нормально: у меня родители-музыканты. А брат говорит, нет, не очень, он к этому по-другому относится. Когда появился «Сирин», то поначалу иногда брали с собой и детей: вот мы ездили в Германию, в Грецию, и это прекрасные воспоминания о гастрольных поездках, потому что мы тогда были вместе всей семьей». — Вы рассчитываете, что дети продолжат ваш путь? — Совсем не обязательно. Младший сын организовал рок-группу, проживает нормальный для профессионального музыканта этап – когда все вместе и сразу! Ничего не успевает, здесь изучает, там прогуливает, оттуда его выгоняют, один проект открывает, второй сворачивает. В разных направлениях работает – где-то я его пытаюсь подтащить к своему направлению, но ни в коем случае не давлю – он должен сам решить, чем он будет заниматься. Варя занимается тем, что ей интересно, и слава Богу! (У Варвары Котовой есть свои успешные проекты «Узорика» и «Варево» — прим. ред.) Но вдруг жизнь изменится? Все может быть. Если у нас так дальше будет развиваться экономическая ситуация в государстве, то заниматься профессионально музыкой в какой-то момент станет просто невозможно и надо будет искать постоянную работу, чтобы себя прокормить. К этому тоже нужно быть готовым. Если дети будут заниматься профессионально – хорошо. Но мне важнее, чтобы они себя нашли! Андрей Николаевич Котов с дочкой Варей и сыном Митей — Сколько у вас внуков? — Пока двое. Я с удовольствие с ними сижу, когда Варька просит, гуляю с ними и куда-нибудь беру. Они пока профессионально музыкой не занимаются. Катя хочет заниматься – она играет на пианино, на гитаре, поет, но для себя. — Музыкальное воспитание раньше было частью воспитания вообще. Все были включены в это: дворяне и интеллигенция через классическую музыку, народ – через фольклор. Это важно? — Музыка была частью жизни, частью человека. Музыкальное воспитание – это очень важно! Оно же прежде всего развивает мозг! И психику. И просто для широкого развития человека необходимо. Оно дает человеку другие ракурсы видения мира. Когда человек звучит, исполняет музыку и когда слушает ее – это две разные вещи. Когда ты учишься выражать какую-то эмоцию и идею с помощью мелодии, звука, в этот момент твой мозг выстраивает сложную конструкцию, весь твой организм, сам ты проживаешь этот момент жизни несколько по-иному, чем, когда мы с вами говорим. — А современная школа все это, к сожалению, убирает, получается? — Сейчас это просто катастрофа! В советской школе были уроки пения – и много, мы все пели, и это нормально. И дома пели, когда гости собирались. Варвара Котова: «Папа с мамой устраивали нам колядки – мы ходили колядовать, у себя в районе, в Чертаново. Мы ходили по своим друзьям и знакомым, потом с каждым годом у нас росло количество тех, кто нас звал – потому что кто-то видел, как мы шли от одних у другим, и приглашал к себе. У нас вообще был достаточно дружный двор, и нам иногда прямо из окна кричали: «и к нам зайдите!» Семей пять-шесть мы за вечер обходили». Жить людям мешают ложные направления — Вы пережили развод с первой женой (первая жена – Анна Теплова, фольклорист и преподаватель школы