«Любить тебя в горе и радости, в болезни и здравии» — сильное заявление. Принято считать, что в радости и здравии каждый горазд, а вот в горе и болезни — это надо специально поклясться и сильно стараться. На самом деле все наоборот, считает наш колумнист Юлия Верклова.Моя мама очень любила Людмилу Зыкину (была такая певица в СССР, если кто не помнит). И бабушка тоже. Особенно вот это: В селах Рязанщины, в селах Смоленщины Слово «люблю» непривычно для женщины — Там, беззаветно и верно любя, Женщина скажет: «Жалею тебя». Я сейчас нашла эту песню на youtube. Судя по комментариям, многие до сих пор считают ее «отражением русской души». И это многое объясняет. Объясняет, например, почему сейчас так распространена тема «токсичных родителей». Почему выросшие дети стараются держаться подальше от постаревших предков, которые «все для них делали». Почему жены возятся с мужьями-алкоголиками, а с вполне нормальными мужиками разводятся. Я не уверена, что это особенность «русской души». Думаю, все-таки интернациональная проблема (в конце концов, клятва про «в горе и в радости» — католическая). Многие женщины действительно не умеют любить — только жалеть. Порочный треугольник Я была болезненным ребенком и, признаться, любила болеть: в такие моменты я прямо физически ощущала любовь и заботу родителей. Мама дежурила у кроватки (даже если у меня было обычное ОРВИ с температурой 37,5), поила меня вкусными морсами и гладила по спинке. Папа не ругался совсем. Когда я не болела, вроде тоже все было нормально, но, по большому счету, вспомнить нечего. То есть вне моей болезни и страданий мы, похоже, с родителями не взаимодействовали. Или взаимодействовали в формате претензий: мама жаловалась, что «весь дом на ней», папа меня за это стыдил (это была его форма заботы о маме), я шла отрабатывать по дому. Или так: папа меня ругал или вовсе со мной не разговаривал, мама пыталась нас помирить, я страдала и, как Том Сойер, придумывала всякие красивые способы самоубийства, после которых предкам станет стыдно. Потом я заболевала — и меня опять все жалели. Весьма распространенная, насколько я теперь понимаю, схема существования семьи. Называется «треугольник Карпмана». По сути, это ролевая игра: Тиран, Жертва и Спаситель. Участники действа постоянно меняются ролями. Но у каждого все равно есть «основное» амплуа. Мама была Спасителем. Она жалела всех — и меня, и отца. Что характерно, для существования треугольника вовсе не обязательно, чтобы семья состояла из трех человек. Можно больше, можно меньше. Если вас всего двое, значит, исполнитель третьей роли — это некая внешняя сила (болезнь, например, или правительство, или инфляция). Если вас четверо или пятеро, то формируются коалиции. Но просто жить и не играть в треугольнике люди, выросшие в парадигме «любить = жалеть», не умеют. В горе и в радости Когда я вернулась к маме с младенцем на руках из развалившегося первого брака, мама меня ни словом, ни взглядом не укорила. Она меня жалела и поддерживала. До тех пор, пока я не пошла работать и не начала отпрашиваться на свидания с мужчинами. Мама-спаситель сразу же превратилась в маму-тирана: она обвиняла меня в распущенности, невыполнении родительских обязанностей и других страшных грехах. Когда я взяла няню (чтобы не отпрашиваться у мамы) и вскоре вышла замуж, мама превратилась в жертву: она часто плакала, вспоминала давние обиды, рассказывала, как много я болела в детстве и упрекала меня в неблагодарности. Ей было трудно, почти невозможно любить дочь, у которой все в порядке. И это не ревность, как принято думать. Это установка на жалость: если тебя саму не за что жалеть, то давай меняться ролями — теперь ты жалей меня, а иначе получается, что мы друг друга не любим. Любить просто так — в радости и здравии? Нет, «непривычно для женщины». Что такое созависимость Мое детство прошло в коммуналке. Соседями у нас была хорошая семья: мама, папа, двое близнецов, моих ровесников. И вот, когда нам с близнецами было лет по семь, с их отцом случился инсульт. Их мать дежурила в больнице, а потом буквально поила и кормила мужа с ложечки. В те советские времена она сумела под это дело выбить отдельную квартиру, нашла врачей и инструкторов ЛФК с выездом на дом. Мы искренне восхищались ею! Через довольно короткое время муж вернулся к жизни и к работе. А через год после его выздоровления они развелись: она забыла, что делать со здоровым мужчиной! Как известно, семьи бывших алкоголиков довольно часто распадаются, когда пьющий супруг кодируется и перестает пить. И также известно, что некоторые женщины постоянно ввязываются в одну и ту же схему отношений: то у нее муж алкоголик, то игроман, то хронический безработный. Судьба? Нет, роль. Нормального здорового человека жалеть не за что — значит, не за что и любить. Повезет еще, если с мужиком посреди семейной жизни что-нибудь ужасное случится — тогда Спасатель наконец даст волю своим стремлениям и талантам. Спасатель Карпмана в отличие от настоящего спасателя не заинтересован в результате (хотя сам может этого и не сознавать). Он заинтересован в бесконечном процессе спасения. Кому-то это нужно для самолюбования (приятно же считать себя героем). Кому-то — для сохранения зависимости: жертва не может выжить без тебя — на этом и держится брак. А кто-то, наслушавшись советских песен или проникнувшись христианской философией, искренне полагает, что суть любви — в жертвенности и спасении. Разумеется, у жертвы своя выгода: можно лежать на диване и страдать, а за тебя все сделают. Поэтому Жертвы и Спасатели цепляются друг за друга, даже если совместная жизнь стала совсем невыносима. Тираны тиранят ради власти и повышения самооценки. Но тираны, как правило, способны признать, что ведут себя не слишком этично. Да и Жертвы в состоянии понять, что их положение ненормально. Будут ли они это исправлять — другой вопрос. Основная беда прирожденных Спасателей в том, что они проблемы не видят! Они же витязи в сияющих доспехах, они же добра всем желают, они жалеют (любят) всех. А все не ценят! Средства «спасения» В медицине есть понятие «синдром Мюнхгаузена» — когда человек придумывает себе болезни и симулирует их (это позволяет ему оставаться жертвой). Но гораздо страшнее — делегированный синдром Мюнхгаузена — когда родители (чаще матери) придумывают болезни здоровому ребенку и с маниакальным упорством таскают его по врачам, держат на диете, не выпускают гулять. Спасатели — на самом деле тираны. Но попробуйте только им об этом сказать! Реже, но подобное прокатывает и со взрослыми людьми. Помнишь семью Хоботовых из «Покровских ворот»? Треугольник не разрушается даже после развода — и бедный Хоботов все время болен и, соответственно, все время под присмотром. То, что психологи называют «обесцениванием», тоже типичный инструмент Спасателей. На самом деле Спасатель не пытается принизить твои заслуги, он просто так своеобразно сообщает тебе о своей любви. Это такой «зыкинский» способ. Моя мама спрашивает, как дела. Я отвечаю: — Круто! Мне книжку заказали в издательстве. — Бедная ты, — вздыхает мама. — Сколько же на тебя навалилось. Ты хоть иногда отдыхаешь? Или вот тетушка позвонила на днях. Я ей рассказала, что старший сын выиграл олимпиаду, что младший торчит безвылазно в компе, что муж пошел на курсы дизайна. «Ох, ну держись там, — печально подытоживает тетушка. — Тяжело троих мужиков на себе тащить». Тоже, значит, любит. Свекровь, я думаю, вообще обожает: «Как ты с ним живешь? — это про мужа моего — Он же такой тяжелый человек! Мне так жалко тебя, детка!» Раньше я злилась и обижалась. Теперь поняла, что перевоспитывать женщин «за 70» — поздно и бессмысленно. Просто надо иметь в виду, что вот такая у них любовь. Юлия ВеркловаФото: Legion Media, кадры из фильмов