Клавдия Владимировна Лукашевич Клавдия Лукашевич в свое время могла конкурировать с Лидией Чарской по популярности, много писала и много публиковалась. После революции она успела некоторое время поработать в области детской литературы, но так как она упорно не соглашалась перерабатывать свои произведения в соответствии с новыми идеологическими нормами, вскоре оказалась в списке ненужных, даже «вредных» авторов. Она выросла в среде разорившихся дворян, образованных и думающих. Когда будущая писательница была совсем еще девочкой, ее мать «ушла в народ», оставив дочек с отцом. С 12 лет Лукашевич давала уроки, подрабатывала переписчицей, а в 20 – начала публиковаться. В свои книги, написанные для детей, она вкладывала те же уроки, что вынесла из своего детства, и которые закрепила непростая взрослая жизнь. Не обязательно быть богатым, чтобы быть счастливым, нужно быть добрым и за все благодарным, честным, верным себе и своим принципам. (Наверное, тому же она учила и своего крестника Дмитрия Шостаковича.) Пережив немало потерь и невзгод, Лукашевич в своих воспоминаниях, легших в основу многих ее произведений, пишет о том лучшем, что было в ее жизни. По словам писательницы, она сознательно «щадила детское воображение от жестоких, тяжелых картин Я изображала правду жизни, но брала большею частью хорошее, чистое, светлое; оно действует на юных читателей успокоительно, отрадно, примиряющее». В книге «Мое милое детство» Клавдия Владимировна вспоминает о праздниках в семье и пишет: «Когда я их теперь вспоминаю, пожалуй, они мне кажутся очень патриархальными и бедными. Тогда, в детстве, мы ничего не знали и не желали лучшего. Нас охраняли близкие от житейской нужды, горя, забот. Мы не знали роскоши ни в чем и не желали ее. Среди нашей бедности было много духовных интересов, было много такого, что будило воображение, заставляло интересоваться всем окружающим, любить все кругом; была поэзия и красота. Потом мы узнали, что если даже придет богатство и все материальные блага, но не будет в жизни живого духа, интереса мысли, поэзии, ничто уже не создаст радости и счастья. Счастлив тот, кто может довольствоваться очень малым!» Близкие – это мама, папа, няня, бабушка и дедушка и единственная их прислуга, три тетки… Особо стоит отметить, с какой нежностью и любовью автор описывает в книге дом своих дедушки и бабушки и их отношения. И самого дедушку – человека совершенно особенного. Он почти все умеет смастерить своими руками, дома у него – птицы и звери, а еще рядом с ним есть целая «босоногая команда» из уличных мальчишек, которых он, обедневший дворянин, старался, как мог, привечать. Читая, с каким чувством собственного достоинства и с каким интересом ко всему окружающему он шел по жизни, понимаешь, откуда берет начало стойкость характера писательницы и её умение во всем видеть светлое… Мы публикуем небольшой фрагмент из книги Клавдии Лукашевич «Мое милое детство», в котором рассказывается о приготовлении пасхального стола, активнейшее участие в котором всегда принимал отец. *** Иллюстрация к книге К. Лукашевич «Мое милое детство» …И в четверг же у нас дома обыкновенно красили яйца. Это, конечно, бывало самое интересное из подготовки пасхального стола. Во главе этого дела стоял отец. Мама ему помогала. Мы ни на шаг не отходили от них, и каждая из нас имела право выкрасить для себя по нескольку яичек. Папа непременно хотел перещеголять дедушку, который был великий мастер красить яйца. Да и отец наш ему не уступал. В то далекое время таких красок, как теперь, не было. Яйца красили в сандале, в шелухе луковых перьев, в кофейной гуще и в разных нитках и обрезках шелка. Папа вырезал из сахарной синей бумаги разные рисунки и фигуры, прикладывал их к яйцам, обвертывал все луковой шелухой, завязывал тряпкой и клал варить. Мы с мамой делали то же. Как, бывало, волнуешься, дрожишь, замираешь, когда развертывают уже сваренное яичко. Что-то будет? Боже, какой восторг! Вот яичко вышло желтенькое с крапинками, а на нем синеватый якорь и буквы «X» и «В» (конечно, папиной работы). Кроме того, папа очень искусно нацарапывал на крашеных яйцах цветы, расписывал яички красками и всегда выбирал трогательные и нежные сюжеты, например: якорь, сердце, голубков, цветы и т. п. В пятницу нянечка пекла кулич, месить который помогал ей отец, а вечером делали пасху. Это было целое событие, особенно памятное мне. Мама уже ранее несколько раз бегала к бабушке за советами: как сделать пасху, сколько чего положить, как замесить кулич, сколько держать в печке окорок… И все у нас по советам бабушки выходило отменно хорошо. Никогда ничего не портили. Особенно удавалась пасха. Она была традиционная «бабушкина» и делалась по ее старому, собственному рецепту. Я и до сих пор делаю эту заварную «бабушкину» пасху. Надо было строго положить всего по пропорции, долго мешать, тихо прогревать на огне и, храни Бог, не переварить. Старинную медную кастрюлю с жидкой белой массой осторожно снимают с плиты, няня перекрестится и медленно выливает творожную массу в пасочницу, накрытую белой тряпкой… – Попробуй, няня, довольно ли сахару? – спрашивает мама. – Что с тобой, голубушка?! Да разве стану я пробовать… Ты хочешь, чтобы я оскоромилась… Да разве это возможно!! Я вопросительно взглядываю на няню и тоже не решаюсь оскоромиться. Мне кажется это большим грехом. А как хотелось бы попробовать вкусной пасхи! И вот уже заканчиваются последние праздничные приготовления…