Подготовка к рождественскому сочельникуБольшая семья Патрисии КаасМамаРождественская трапезаСчастливое детство "Уже поздно. Мне восемь лет, и мои веки тяжело опускаются. Гирлянда на елке подмигивает мне, гипнотизируя. Я уютно устроилась на канапе в тепле сочельника", — вспоминает в своей биографии знаменитая на весь мир французская певица Патрисия Каас, выросшая в семье, где было семеро детей. Сегодня, в сочельник, мы публикуем главу из ее воспоминаний. Republicain-lorrain.fr Ароматы пиршества, звуки радости и моя семья, мой клан. Я смотрю на них, я горжусь своими братьями и сестрой. Робер, как мужчина с мужчиной, говорит с отцом, на которого он похож. Эгон шутит с Кариной. Раймон и Бруно помогают маме, а Дани забавляется, поднимая мои пепельно-белокурые косы. У шестерых одинаковые голубые глаза, у некоторых они чуть продолговатые. Я последний ребенок. Мне восемь лет. Моей сестре двенадцать, а все остальные намного старше меня. Я появилась на свет после целой череды братьев. На самом деле, мама хотела девочку. Но родила пятерых мальчишек. А так как она очень жалела о том, что у нее нет дочки, то увеличила число детей до шести, родив Карину. Ей следовало бы на этом остановиться, но на свет неожиданно появилась я, зачатая случайно. Дитя весны, возрождающегося желания, родившееся 5 декабря. Семеро детей, целое племя, коллектив. И гармония, и не только в рождественский сочельник. Republicain-lorrain.fr Я не грущу о Пэр-Ноэле из песни и миллионах его подарков, потому что у меня есть мой собственный волшебник, который, кстати, трудится одиннадцать месяцев в году. Его зовут месье Моретти. Он не только работает ночным сторожем на фабрике игрушек, но и держит кафе в Крейтцвальде, где организует небольшие концерты и конкурсы певцов. Именно у него я впервые спела для публики. Неделю назад он подарил мне новую куклу, последнюю модель. Я просто без ума от нее. Надо сказать, что она удивительная: когда я качаю ее руку, у нее изо рта идут пузыри. Но мне нравится другая кукла, которую месье Моретти подарил мне перед этой: она плавает, когда ее заводишь. И в этот раз жаркое буквально тает во рту. Папа и Эгон громко мычат от удовольствия, остальные одобряют кивком головы. Это как причастие, мы связаны одновременно семейными узами и наслаждением. Мама сняла фартук и наконец присела дольше, чем на десять минут. На кухне не осталось блюд, которые требовали бы ее присмотра. Она пробует мелкий картофель, зажаренный в масле, пока мы все не проглотили. Наделенный отличным чувством юмора, который он нам редко демонстрировал, Раймон, самый молчаливый из моих братьев, уже доел и забавляется с красным воском свечи. А Робер собрал соус с безупречно чистой тарелки: он хочет добавки. Дани, раб привычки, всегда убирающий со стола, уже встал. Ему нравится праздник, но не по душе беспорядок, который его сопровождает. Он настолько серьезный, что работает в школе. Он продолжит учебу, он поражает нас своими отметками и хвалебными словами преподавателей в его адрес. В нашей общей спальне — Карины, его и моей — он пытается привить нам свою маниакальную страсть к порядку. И у него получается. Бруно не встает со своего стула, он расслабился, и лицо у него отдохнувшее, сытое. Хотя бы в этот вечер он, как будто, не собирается читать нам с Кариной мораль и упрекать за совершенные глупости. Обычно он именно этим и занимается. Плохие отметки в школе, мелкие шалости, любой проступок Бруно обличает. Мы его боимся, потому что он не отличается родственной снисходительностью. Рождество гарантирует передышку, поэтому в сочельник никаких упреков. Счастливое детство Окна затуманились, ножки подсвечников покраснели от воска свечей. Цвета рождественских шаров на елке как будто стали ярче. Наступил момент пирожных. Мама приносит салатницу с волшебной горой шоколадных звезд. Рецепт достался ей от матери. Традиционный рождественский рецепт, пересекший границу. Мама немка, но здесь, в Мозеле, настоящей демаркационной линии нет. Французы часто перемешиваются с немцами. В этом уголке Франции много смешанных браков во всех поколениях. Мои родители познакомились на празднике. Я представляю элегантного папу, который приглашает маму на вальс, и он уже знает, что этот танец не должен закончиться никогда. А потом поцелуй. Но вот его мне представить трудно. Родители никогда не целуются при мне, никогда не говорят друг другу о любви. Я не знаю, как это. Зато Германия совсем близко, и я знаю, какая она. Я живу в приграничном городе Стиринг-Венделе, и достаточно послушать мою мать, чуть вытянуть шею, и я уже в Германии. По карте нас разделяют пятьдесят метров. В жизни мы неразделимы. Уже поздно. Мне восемь лет, и мои веки тяжело опускаются. Гирлянда на елке подмигивает мне, гипнотизируя. Я уютно устроилась на канапе в тепле сочельника. Я борюсь со сном, чтобы не пропустить его последние мгновения, когда мои братья наденут пальто в прихожей и уйдут. Мама унесет в кухню последние стаканы. А пока папа и братья потягивают аперитивы. Прижавшись к маме, которая разговаривает с Бруно, убаюканная звучащими вокруг меня голосами, я засыпаю. Завтра не надо в школу, и это хорошая новость. Обычно я хожу туда без удовольствия, и, когда по утрам очень холодно, эта повинность превращается почти в наказание. Температура часто опускается ниже нуля, и нос у меня мерзнет еще до выхода на улицу. Когда снег прикрывает пейзаж, я могу, по крайней мере, сказать себе, что иду в школу, чтобы поиграть в снежки или слепить снеговика. Враждебный и холодный серый фасад школы, похожей на монастырь, становится веселее на фоне белого снега. Во дворе девочки должны держаться с одной стороны, мальчики с другой. Правила строгие, наши игры их смягчают. После школы еще лучше, потому что я могу покататься на санках, на которых из-за моего легчайшего веса мне очень трудно разогнаться. Но я обожаю скользить по снегу. Мне не холодно, потому что мама заранее утеплила меня газетами. Она каждый раз заворачивает меня в несколько слоев, из-за которых моя куртка немного раздувается, но зато мне не холодно. * * * Я погружаюсь в невинный сон детства и вижу сны. Мне снятся прошедший вечер, школа, шоколадные звезды и Джо Дассен. Он стоит на сцене и обращается к публике: "Я спою вам песню „Америка“ вместе с девочкой, которую я хотел бы вам представить. Вот она, ее зовут Патрисия Каас". Авторская статья