“На том конце провода Оля объяснила: “Она очнулась после температуры и захотела. Она так давно ничего не просила… Если успеешь, по почте”. Я улыбнулась - она вспомнила, и ужаснулась - «если успеешь».В тот год Пасха была ранняя, а зима затяжная. Снег все не сходил, дули холодные ветра, хлестал дождь. Его тяжелые, серые капли били в окно, и Оле казалось, что весны уже не будет никогда. По крайней мере в их с Сашей жизни. Пятилетняя Саша умирала. Новое лекарство, последняя надежда на ремиссию, не помогло. Их выписали домой, в Омск. Отдохнуть — говорили врачи, а Оля понимала: доживать. Из-за высокой температуры Саша почти не просыпалась. От слабости она даже ела с закрытыми глазами. У нее не было сил сопротивляться этой горькой неге болезни, которая размаривала ее тело температурой, будто жаром полуденного июльского солнца. Оля переодевала ее, меняла мокрые от пота майки, и Сашино тело поддавалось легко, как тряпичное. Ночью Оля просыпалась и слушала Сашино дыхание — иногда оно было хриплым и тяжелым, а иногда бесшумным. Оля долго прислушивалась в темноте и не слышала ничего. Тогда она сначала заставляла себя успокоиться и не придумывать глупости, а затем вставала и подходила проверить — ведь в темноте было не видно вздымается ли еще дыханием Сашина грудь. Однажды, когда температура в очередной раз спала, Саша приоткрыла глаза и позвала: «Мама!». — Что, Санечка, что? Что ты хочешь, только скажи? — Чай с бегемотом. *** Это случилось в больнице. Я работала журналистом и однажды оказалась в онкологической клинике — нужно было взять интервью у мам детей, больных раком. Там мы и познакомились с Ольгой — мамой Саши. Ольга рассказала, что они приехали из Омска, уже очень давно в больнице и что «дела у Санечки не очень». Но вот теперь, скоро, они ждут новое лекарство. — Оно должно помочь, — говорила Оля, и лицо ее при этом почему-то мрачнело Саша во время разговора спала – едва заметный пушок пробивающихся светлых волос, прозрачные веки и идеально круглое, бледное личико. Перед уходом я зашла попрощаться, а заодно обменяться с Ольгой телефонами – она просила прислать текст интервью. Саша уже проснулась. Она не испугалась и не застеснялась при виде меня – это больница, она привыкла к чужим. Она протянула мне книгу: — Что они делают? Это была «Алиса в стране чудес». На картинке вокруг стола расселись кролик, соня, человечек в высокой шляпе и Алиса, а на столе громоздились друг на друга чайники и чашки. — Это чаепитие. Они пьют чай, видишь? — ответила я. — Какой чай? — Английский, наверное. Ну, с бергамотом, например. И Саша вдруг рассмеялась. Так громко и необычно радостно, что Оля — она стояла в коридоре — подбежала к нам. — С бегемотом? Мама, чай с бегемотом! Ха-ха. Мы тоже засмеялись. *** Прошло время, долгую зиму сменила поздняя весна, скоро Пасха… Я бегала по делам, когда раздался звонок. — Какой бегемот?… Господи, для Саши? На том конце провода Оля объяснила: — Она очнулась после температуры и захотела. Она так давно ничего не просила… Если успеешь, по почте. Я улыбнулась: «она вспомнила», и ужаснулась: «если успеешь». — Я куплю, я поняла *** Чай для Саши… Я ехала в центр, чтобы купить на развес самый лучший чай и вспоминала. Вот я маленькая, и мы стоим с мамой в церкви на службе. То есть мама стоит, а я то приседаю на корточки, то висну на ее руке — маюсь. Наконец, она шепчет мне: «Верую», и я оживаю в предвкушении. Вот сейчас диакон громко возгласит что-то, повернется к царским вратам спиной, а ко мне и ко всему народу лицом, вздохнет широко, поднимет одну руку, так и оставив ее на излете, а второй сдирижирует себе: «Веее ру ю…». И весь народ в церкви тоже вздохнет и вступит: «Во Е-ди-на-го Бо-га Отца». Текст я знала, но с особенной радостью ждала последних слов: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь». Для себя я истолковывала эти слова примерно так: Вот, сегодня воскресенье, выходной, праздник. Мама всегда говорит старушкам, выходя из храма «с праздником!», а если спросят с каким, отвечает: «с воскресным днем». И в этот праздник Церковь велит радоваться и веселиться. Как? Например пить душистый черный чай со сладостями — «чаю в воскресение мертвых». Почему воскресение при этом именуется днем мертвых? Это меня не беспокоило. В Церкви всегда много говорят о мертвых, но в этом почему-то нет ничего страшного или плохого — о них говорят как о живых. *** Я купила Саше чай. Настоящий, с бергамотом. Продавец зачерпнул скрученные листочки совочком из огромной банки, и по магазину разлился аромат. Саша будет довольна. На Пасху весна, наконец, проснулась. Засияло солнце, и ветер стал мягким, будто насыщенным талой влагой. От Ольги долго не было вестей. Она позвонила только через месяц, я радостно крикнула «Алло» в трубку, а Оля заплакала. В тот день Саша еще несколько раз спрашивала про чай, а потом, кажется, забыла. Ей стало хуже, температура снова поднялась. Через несколько суток она умерла. — Почему я не напоила ее чаем? Хоть каким-нибудь. Почему? – Оля молчит в трубку, и снова повторяет: «Почему?». — Я думаю, — говорю я, — что там, в вечной жизни Сашино желание исполнилось, сразу. Потому что оно последнее. Как не исполнить? И это был прекрасный чай. Темный и прозрачный. Такого цвета бывает вода из озера в сосновом лесу. И, конечно, горячий, с ароматом смолы и бергамота — смешного фрукта семейства цитрусовых. — Да? — спрашивает Оля тихо и успокаивается. — Да. «Чаю в воскресение мертвых». Так сказано.