На протяжении долгого времени, практически испокон веков, мода рассматривала женское тело как податливый, покорный инструмент, как нечто такое, что можно отлить в любую форму, продиктованную сложными социальными нормами или переменчивыми капризами модной индустрии.Как корсеты изменили отношение к женскому телу Выставка в Нью-Йорке отслеживает, как менялся модный силуэт, от XVIII века до наших дней, и подводит к выводу о том, что женская фигура всегда была воплощением концепции той или иной культуры, устойчивых представлений о том, как именно должна выглядеть женщина. И если мы хотим, чтобы общество более толерантно относилось к разнообразию типов женских фигур, следует подвергнуть такой подход серьезному критическому переосмыслению. В XVIII веке представление о том, как должна выглядеть фигура модной женщины, в основном волновало только элиту общества. Ношение корсета считалось обязательным, но, как указывает куратор выставки Эмма Макклендон, это делалось не только для того, чтобы подчеркнуть стройность фигуры. Как она объясняет, причины широкого распространения корсетов «куда более сложны и вызваны культурными представлениями о благопристойности, классе и женской физической привлекательности». Женское тело запаковывалось в корсет на удивление жестко. Сохранять элегантность походки, будучи столь ограниченной в свободе движений, — это считалось признаком хороших манер, прекрасного воспитания.«Кроме того, преобладало мнение, что женское тело — по своей природе слабое и нуждается в поддержке», — отмечает Макклендон.Некоторые знаменитые писатели и мыслители того времени критиковали подобные идеи. Так, знаменитый мыслитель эпохи Просвещения Жан-Жак Руссо видел в корсете на редкость точную метафору того, как социальные институты ограничивают индивида — впрочем, его взгляды ни на что не повлияли. И только после Французской революции, когда быть похожим на аристократа стало немодно, а то и опасно, корсеты стали быстро терять популярность. Женщины перешли на платья в стиле ампир — более свободного покроя, с высокой талией, перехваченные поясом под грудью. Правда, и тогда в одежде иногда использовались поддерживающие элементы. Когда с приходом к власти Наполеона революционные вольности в моде сменились большей «застегнутостью» и пышными кринолинами (1845—1870 гг.), внимание было привлечено к верхней части женской фигуры, которую рассматривали как «наиболее драгоценную», по словам начальника отдела моды парижского Музея декоративного искусства Дени Бруна.«В западной культуре нижняя часть тела не считалась важной, вот почему женские ноги оказались спрятанными на столетия под нижними юбками».Этот стиль отлично подходил вышедшей на авансцену общества буржуазии, желающей продемонстрировать свое богатство. Мужской стиль одежды в то время был довольно сдержанным, но если мужчина мог себе позволить одеть жену в кринолины (что требовало больших объемов ткани и помощи слуги при одевании), значит, он располагал значительным доходом. Что диктовало моду Появление турнюра (с 1870 г.), обратившего внимание модной публики на важность задней части дамского силуэта, совпало с эрой демократизации в одежде. Промышленность в Европе развивалась быстрыми темпами, росла популярность магазинов одежды со множеством отделов («универмагов»), представители разных прослоек общества получили возможность покупать предметы одежды схожих стилей. Наступала пора стандартизации — в том числе и идеального женского силуэта для всех социальных классов. Одним из результатов этого стало возрождение популярности корсета. Несмотря на предупреждения общественных деятелей и врачей, которые на протяжении десятилетий говорили об опасных последствиях ношения этого тугого и неудобного устройства, как только широкие массы получили возможность покупать корсеты, они этим немедленно воспользовались. И тот факт, что многие рекламные объявления того времени предлагали размеры корсетов от 18 до 30 дюймов (45,72—76,2 см), говорит о том, что многие потенциальные покупательницы этой продукции никак не соответствовали прежним идеалам стройности. Начало XX века ознаменовалось попытками освободить женщин от удушающих корсетов — хорошим примером этому были модели платьев, предлагаемые лондонским универмагом «Либерти», популярность которого пришлась на расцвет стиля ар-нуво (модерн). Стиль либерти пришелся по душе художественной элите, но широкой публике показался слишком эксцентричным, и даже те, кто принял его, редко носили такую одежду вне дома. Так или иначе, но только в 1920-х, когда на сцену вышли флэпперы, эмансипированные девушки поколения «ревущих двадцатых», корсеты начали терять популярность. Но Эмма Макклендон не устает подчеркивать: «Это всеобщее заблуждение — считать, что женщины перестали носить корсеты и тут же стали свободными». Новые стили одежды тоже были весьма требовательны к дамам: подчеркнутая андрогинность достигалась ношением некоего подобия все того же корсета — утягивающего бедра пояса. Этот пояс, конечно, был куда более комфортен, чем жесткий корсет, но тем не менее он тоже придавал женскому телу несвойственную ему форму. Те женщины, для которых достичь фигуры флэппера было несбыточной мечтой, находили другие способы модно выглядеть. На выставке в Нью-Йорке показана пара оранжево-лиловых пижам с талией в 101 см, что доказывает: стильные женщины нестандартных размеров существовали всегда, хотя большая часть модных изданий предпочитала их игнорировать. И хотя 1930-е ознаменовались возвращением платьев с утянутой талией, ясно, что некоторые модельеры создавали свои модели для женщин куда крупнее размером, чем тот, в который нас пытаются заставить поверить фотографии моды тех лет. В частности, у великолепного шелкового платья цвета металлик, сшитого House of Paquin, талия 31 дюйм (78,74 см). Как большая грудь стала желанной Во время 1940-х в женской одежде стали популярны широкие плечи и узкие бедра, и такой силуэт доминировал все десятилетие, пока Кристиан Диор демонстративно не порвал с этим в своей коллекции New Look, в моделях которой подчеркивался бюст, и на платье уходило до 20 м ткани.«Ему хотелось создавать платья, которые стали бы ответом нищете недавних военных лет», — говорит Дени Бруна. Такая подчеркнуто женственная эстетика стала символом 1950-х.Андрогинность, мальчиковость вернулась в женскую моду в 1960-х, но в отличие от 1920-х наряды стали более открытыми — под такими платьями уже невозможно спрятать никакие поддерживающие элементы (о корсете вообще забудьте). Впрочем, на смену корсетам пришли иные ограничения, диктуемые модой: на этот раз в виде всевозможных диет и комплексов упражнений, предназначенных все для того же — укрощения собственного тела, приведения его к тем стандартам, которые диктует общество. В 1970—1980-х стандарты требовали спортивного, тренированного тела, на которое можно было надеть что-то из коллекций Halston или Thierry Mugler. На страницах журналов мод 1980-х красовались поджарые модели, у которых при этом была до абсурда пышная грудь — большинство женщин могли достигнуть такого только путем хирургической операции. А в 1990-х Кейт Мосс переплюнула заморенность Твигги. И в начале XXI века, хотя подчеркнутая худощавость все еще доминировала в этой индустрии, бум соцсетей стал причиной того, что взгляды людей на моду постепенно стали меняться. Блоги, посвященные персональному стилю, и такие соцсети, как «Твиттер» и «Инстаграм», открыли доступ к обсуждению вопросов моды пользователям из самых разных социальных слоев. Часть модных брендов с энтузиазмом поддержала идею инклюзивного взгляда на то, как должна выглядеть женская фигура. Например, модельер Бекка Макчарен-Тран показывает коллекции своего бренда Chromat, в демонстрации которых участвуют модели разных рас, разной комплекции и разной гендерной идентичности. Американец Кристиан Сириано привлекает к показам крупных моделей и шьет наряды размером вплоть до 26-го (российский 60-й). Когда комедийная актриса Лесли Джонс пожаловалась в «Твиттере», что ни один лейбл не будет ее одевать из-за ее размеров, Сириано заявил, что сочтет за честь сделать это, и сшил для нее потрясающее красное платье. Этот случай спровоцировал целую дискуссию о том, что современные модные бренды игнорируют существование женщин с «нестандартной» фигурой. И эту дискуссию необходимо продолжать, считает Эмми Макклендон. «Неправильная фигура? Нет, это наши взгляды на размеры неправильные, — подчеркивает она. — И пока мы это не признаем, мы не избавимся от проблем, которые рождает нынешнее положение вещей». В данном материале на законных основаниях могут быть размещены дополнительные визуальные элементы.