«Поиграл — убери за собой игрушки». Кажется, это одно из основных правил детской дисциплины. И как можно в нём сомневаться? Ведь ребёнка нужно приучать к порядку, к соблюдению норм общежития. Всё это так, однако возведение этого правила в абсолют может и разрушить иной порядок. Многие из нас понимают: детская игра — это серьёзно. А если мы в своей мнимой взрослости настолько оторвались от действительности, что забыли об этом, то умные педагоги и психологи регулярно нам об этом напоминают — ведь мы люди «продвинутые», читаем умные статьи в интернете. Ребёнок не просто соорудил в какой-то части дома некое подобие хижины из стола и одеял, не просто распаковал подаренный конструктор, чтобы воздвигнуть игрушечный замок — он создал некий мир-посредник для того, чтобы выстроить отношения с нашим общим миром, возможно, даже для того, чтобы с этим миром внутренне примириться. И вот такую игру нельзя каждый вечер разрушать, чтобы на следующий день собирать заново. Для сравнения: турпоход с палаткой — тоже своего рода игра (по крайней мере, это то, без чего можно обойтись). Тем не менее, для некоторых взрослых людей, в том числе и весьма солидных он выполняет важную функцию — утешительную. Если ваш поход не предполагает нескольких перемещений, а состоит лишь в том, чтобы выбрать одно понравившееся место на природе и провести там несколько дней, то задача каждое утро полностью разбирать лагерь, чтобы заново поставить его вечером, скорее всего, покажется вам весьма нелепой. Когда мне было лет шесть, мой приятель по детскому саду рассказал, что у него дома есть штаб — понятное дело, под столом. Идея меня воодушевила, но дома у родителей реализовать её в полной мере я не мог — мы жили тогда в небольшой однокомнатной квартире, там особо не развернёшься. Но каждые выходные и на каникулах я ездил к бабушке. Вот там было больше простора для действий. И у меня тоже появился штаб, который через какое-то время трансформировался в звездолёт. Основой его была тумба от большого стола (столешницы давно не было, две тумбы стояли отдельно). В этой тумбе не было ящиков, ни для чего в хозяйстве она не использовалась, а я помещался туда целиком, хоть и в несколько сгруппированном виде. Небольшой столик стал ещё одним отсеком… Звездолёт был что надо. Конструкция эта стояла вдоль стены и была не слишком широкой, ходить никому не мешала. И потому её можно было не убирать перед сном. Это было важно, так как придавало игре некую условную полноту. Мир-посредник — это способ справиться со стрессами, которые неизбежны в нашем мире даже при относительном благополучии. Родившись и возрастая, человек вынужден учиться в том числе и переживанию травмирующих ситуаций. Это не обязательно то, что принято относить к категории личных или общих катастроф, это привычная социальная рутина, какие-то обыденные моменты, которые всё-таки вынуждают нас как-то защищаться. Без этого едва ли возможно вхождение человека в общество, но мир-посредник позволяет человеку отвлечься и в этих моментах не раствориться. Утром надо вставать и идти в детский сад (или того круче — в школу!), там будет строить «воспиталка» (или «училка»), там придётся есть невкусную кашу и ходить в общий туалет без перегородок или без дверей… но, вернувшись домой, ты снова окажешься в своём замке или поедешь на своём поезде вместе с друзьями — пластмассовым индейцем и плюшевой белкой. Ты станешь старше и, возможно, сам не заметишь, как эта игра исчезнет или трансформируется в совсем другую. Игра — дело важное, но главное — не заиграться. А как это — заиграться? Первое, что приходит в голову — те самые нормы общежития. Если ребёнок на них как-то ощутимо посягнул, это повод… нет, не свернуть его мир, не заставить его «всё убрать», а начать с ним договариваться о границах его игры, его мира. Он не умеет? Что ж, хороший повод начать учиться. Нормы общежития построены на компромиссах. И чтобы это был настоящий договор, а не диктат воли сильного слабому под видом договора, взрослому тоже придётся дать какие-то обещания и несколько изменить своё представление о нормах общежития — например, осторожнее ходить там, где построена крепостная стена, спит в кроватке кукла или проложена железнодорожная колея. Игра не должна выходить из каких-то берегов, иначе ребёнок может стать, например, похожим на героя рассказа О. Генри «Вождь краснокожих». Но такие поведенческие патологии могут возникнуть и при убранных игрушках, они в любом случае требуют, скорее, более тонкого взаимодействия с маленьким человеком, возможно, с привлечением специалистов. А вот репрессии лучше свести к минимуму. Впрочем, пугать взрослых могут и не агрессивные детские игры. Мне было лет шесть, когда я вдруг стал рассказывать бабушке, что я — не я, а другой мальчик, который вообще-то живёт где-то в другом месте, а тут вот пришёл погостить. Рассказ был довольно стройный для шестилетнего ребёнка, бабушка мне вроде бы и подыграла, но встревожилась настолько, что потом даже консультировалась у знакомого детского психиатра. У человека с раннего возраста действительно могут возникнуть разные расстройства поведения и даже психики. Но нельзя же из страха запретить ребёнку читать любые книги, смотреть фильмы: «Живи только в реальном мире». Надо ли говорить, что у такого ребёнка как раз в реальном мире возникнут проблемы с социализацией и вообще с развитием? Родительское внимание поможет отличить построенный ребёнком мир от обычного бардака, желание поддержать серьёзность игры от лени, чтобы понять, когда ребёнка просить убирать игрушки, а когда не просить. Для этого хорошо бы проявлять интерес к сути каждой игры. А если ребёнок впустит вас в свою игру, договариваться с ним будет куда проще, да и узнать о родном человеке можно будет много интересного.