Ее детство было почти таким же тяжелым, как послевоенное детство наших мам и бабушек. Но, в отличие от родителей-иммигрантов, девочка из ортодоксальной еврейской семьи смогла осуществить американскую мечту — стать тем, кем хотела. Теперь две ее дочери входят в список Forbes, а сама Эстер Войджицки — знаменитый в Америке преподаватель и автор книг. Что сделало ее такой?

С рождения я жила в крошечной двушке с родителями — евреями, приехавшими из России без гроша в кармане. Мама, Ребекка, родом из Красноярска, была чертовски красива — все это отмечают, когда видят ее на фотографиях. И никто не мог определить ее происхождение по акценту, эдакой смеси идиша и русского; я переняла этот акцент, но за школьные годы он ушел.

Мой отец, Филипп, художник, специализировался на рисунке акварелью и углем, даже получил стипендию на учебу в Политехническом институте Ренселер. К сожалению, он был вынужден отказаться от образования, ведь ему приходилось кормить маму и меня. Он с семьей сбежал из Черновицкой области Украины, когда там начались погромы. Папины родные пешком дошли до Вены, а там уже подали документы на иммиграцию в США.

Я до сих пор сожалею, что не поблагодарила отца за все сделанное для нас. Мы еле сводили концы с концами. Отец прекрасно рисовал, а вот с другими навыками у него как-то не сложилось, и американской мечты у нас не вышло. Когда он исчерпал возможности случайных заработков, удерживавших нас на плаву, кто-то посоветовал: "Ступай на запад, юноша!", и отец решил попытать счастья в Калифорнии.

До сих пор не понимаю, почему родители решили переехать в Санленд-Тахунга — крошечную фермерскую коммуну в северо-восточном уголке долины Сан-Фернандо. Отец не раз пытался устроиться на работу художником, даже найти себя в индустрии развлечений, но успеха не добился. В конечном счете пришлось взяться за изготовление надгробий, чем он и занимался до конца жизни. На кладбищах по всему Лос-Анджелесу можно найти сотни сделанных им надгробий — это все, что осталось миру от его художественных талантов.

Работа была изнурительной, платили мало, по ночам отец возвращался, хлопал дверью и топал по всему домику, ничего не говоря. Я боялась. Сидела у себя в комнате и слушала ссоры родителей. А ругались они только из-за денег.

Всегда надо думать самостоятельно

Смерть Дэвида была, пожалуй, самым большим потрясением моего детства. Хотя нет, не самым. Через несколько месяцев после смерти Дэвида пятилетний Ли потерял сознание и рухнул на пол в гостиной. Мама подхватила его на руки и трясла, но Ли не очнулся.

Пару минут спустя я тоже начала терять сознание. Сказав мне: "Ложись в кровать, я приду за тобой", мама сгребла Ли в охапку и побежала с ним куда-то. У меня кружилась голова, я не понимала, что происходит, но решительно отказалась слушаться. Меня одолевали сомнения.

Держась за стены, выползла из дома, улеглась на землю во дворе и там потихоньку пришла в себя. Я увидела маму — она сидела на бетонном тротуаре у подъезда к нашему дому с Ли на руках. Брат очнулся. Но мы все никак не могли понять, что же случилось.

Мама позвонила соседу, и какое-то время спустя выяснилось, что настенный обогреватель сломался и заполнил дом угарным газом. Ли был самым младшим и слабым в семье, поэтому упал в обморок первым. Я была постарше, продержалась немного дольше, но останься внутри, как мне велели, — умерла бы. Это происшествие, вкупе с трагической гибелью Дэвида, изменило мою жизнь.

Я твердо пришла к выводу: всегда нужно думать самостоятельно, что бы ни случилось. Каждый раз следует прикинуть, как поступить, — и действовать. Даже если решение противоречит наставлениям родителей или учителей. Тогда я и решила: в моей жизни все будет иначе.

Мне хотелось, чтобы в моем мире к мальчикам и девочкам относились одинаково. Хотелось жить своими грамотными решениями и не беспокоиться постоянно о деньгах. Я мечтала выбраться из мира, в котором родилась, и сделать это, начав думать самостоятельно.

И мне удалось — восемь лет спустя. Я получила стипендию, покрывавшую полную стоимость учебы в университетском колледже Беркли; другой возможности получить высшее образование у меня не было, ведь отец перестал помогать мне деньгами — я же должна была выйти замуж за богатого еврея, а не идти учиться. В августе 1959 года я села на автобус до Беркли с двумя чемоданами в руках и не оборачивалась. А на втором курсе познакомилась со своим будущим мужем Стэном.