Фильм «Ван Гоги». Время для примирения - «Отцы и дети»
Larkins 17-мар, 12:00 1 399
Все было нормально, но вот пожилой человек уже не помнит, с кем разговаривает.
— Твой отец жив? — спрашивает 79-летний старик с трясущимися руками.
— Ты мой отец, — отвечает 52-летний сын.
Где-то в зале раздаются отдельные смешки. Смешным это может показаться, наверное, только тому, кто никогда в жизни не слышал подобных диалогов в реальности. Но большинство зрителей понимает, что это не шутки…
«Хочу посмотреть фильм, — говорит мужчина лет сорока, — потому что это похоже на мою жизнь с мамой. Я варю ей кашу, даю лекарства, а она хохочет, когда я говорю, что я ее сын. Мне нравится, что ей весело, так лучше, чем когда она как овощ…»
Диагноз деменция, кажется, делает стареющих людей такими похожими друг на друга. Но у каждого из них до того момента, когда затряслись руки, выпал из памяти какой-то очевидный факт или был совершён первый неадекватный поступок, шла наполненная событиями жизнь, писалась своя история. Это как деревянные портреты по мотивам одной из картин Ван Гога, вырезанные и раскрашенные обитателями израильского дома престарелых. В 2016 году эти работы выставлялись даже в Манеже — руководитель кружка израильских старичков Саша Галицкий привозил таких похожих и таких разных «Папаш Танги» в Москву. Знакомство с художником подтолкнуло сценариста и режиссёра Сергея Ливнева к созданию фильма.
Помимо работы в домах престарелых, Саша Галицкий администрирует сообщество, посвященное теме старения, и написал книгу-инструкцию «Мама, не горюй!», местами грубоватую (осторожно, встречается обсценная лексика), но трогательную, ироничную и реально способную в какой-то момент поддержать растерявшихся взрослых детей. Причём не только в случае деменции родителей, но и в случае, когда просто нужно понять, почему с пожилыми бывает сложно.
О своём папе Галицкий пишет так: «Мой отец, кстати, был лучший в мире волшебник…»
Отец в фильме Ливнева, знаменитый музыкант Виктор Гинзбург (Даниэль Ольбрыхский, в молодости – Евгений Ткачук), – волшебник за дирижерским пультом, но не в семье. Довольно частая история, когда у гения, поглощённого своим творчеством, нет понимания с детьми. Марк Гинзбург (Алексей Серебряков) всю жизнь тащит за собой тяжкий груз сложных отношений с великим отцом. Он пытается найти себя как художник, заплетает, расплетает и вновь заплетает разноцветные веревочные узлы своих невостребованных инсталляций и лишь в 50 с лишним распутывает созданные его же отцом хитросплетения в собственной судьбе.
Отношения между близкими людьми редко бывают однотонными, вот и между отцом и сыном Гинзбургами то ненависть, то нежность. И от этого невозможно сбежать, скрыться, спрятаться. Можно порвать с женщиной. Но детско-родительская связь непрерывна, от неё нельзя избавиться. Есть вещи, за которые, наверное, невозможно простить. Но, чтобы жить — именно жить, а не мучиться от боли — необходимо примирение. Простые истины, а на экране — тяжелый и долгий процесс их воплощения.
Тема примирения с родителями в современном обществе не менее актуальна, чем деменция. Примечательно, что двое актеров из великолепного состава «Ван Гоги» незадолго встречались на съёмочной площадке другого фильма, тоже посвящённого взаимоотношениям сына с отцом. В вышедшей в 2017-ом работе Александра Ханта «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» Серебряков (здесь сын) — в роли немощного и никому не нужного папаши, когда-то обрекшего сына на детский дом, а Ткачук (здесь отец в молодости) – в роли не испытывающего никаких сыновних чувств раздолбая. Но даже маргинально-криминальные обстоятельства этой истории, как выясняется, не убивают связь отца и ребёнка до конца…
Сюжет о Гинзбургах — музыканте и художнике — сложнее, запутаннее. Но удивительно, что после фильма о старости, деменции и смерти, во время просмотра которого как минимум у половины зала слезы на глазах, не горько и не страшно. А даже как-то легко… Настоящее искусство, говорят, творит чудеса. Не только большое и общепризнанное искусство, но и маленькое, в которое вложена душа, творчество. «Ван Гоги» ещё и об этом.
В зале ни одного свободного места. Фильм о смерти, слабоумии и старости, наверное, привлекает массового зрителя потому, что никому не удастся избежать, по крайней мере, одного из перечисленного. Многим предстоит прежде пережить ещё один пункт из этого списка. А кто-то, так или иначе, столкнётся и с третьим — неумолимая статистика утверждает: в мире эпидемия деменции. По прогнозам ВОЗ через 10 лет страдать от этого возрастного недуга будет около 75 миллионов жителей Земли. Все было нормально, но вот пожилой человек уже не помнит, с кем разговаривает. — Твой отец жив? — спрашивает 79-летний старик с трясущимися руками. — Ты мой отец, — отвечает 52-летний сын. Где-то в зале раздаются отдельные смешки. Смешным это может показаться, наверное, только тому, кто никогда в жизни не слышал подобных диалогов в реальности. Но большинство зрителей понимает, что это не шутки… «Хочу посмотреть фильм, — говорит мужчина лет сорока, — потому что это похоже на мою жизнь с мамой. Я варю ей кашу, даю лекарства, а она хохочет, когда я говорю, что я ее сын. Мне нравится, что ей весело, так лучше, чем когда она как овощ…» Диагноз деменция, кажется, делает стареющих людей такими похожими друг на друга. Но у каждого из них до того момента, когда затряслись руки, выпал из памяти какой-то очевидный факт или был совершён первый неадекватный поступок, шла наполненная событиями жизнь, писалась своя история. Это как деревянные портреты по мотивам одной из картин Ван Гога, вырезанные и раскрашенные обитателями израильского дома престарелых. В 2016 году эти работы выставлялись даже в Манеже — руководитель кружка израильских старичков Саша Галицкий привозил таких похожих и таких разных «Папаш Танги» в Москву. Знакомство с художником подтолкнуло сценариста и режиссёра Сергея Ливнева к созданию фильма. Саша Галицкий и работы его учеников. Москва, 2016 г. Фото со страницы художника в Facebook Помимо работы в домах престарелых, Саша Галицкий администрирует сообщество, посвященное теме старения, и написал книгу-инструкцию «Мама, не горюй!», местами грубоватую (осторожно, встречается обсценная лексика), но трогательную, ироничную и реально способную в какой-то момент поддержать растерявшихся взрослых детей. Причём не только в случае деменции родителей, но и в случае, когда просто нужно понять, почему с пожилыми бывает сложно. О своём папе Галицкий пишет так: «Мой отец, кстати, был лучший в мире волшебник…» Отец в фильме Ливнева, знаменитый музыкант Виктор Гинзбург (Даниэль Ольбрыхский, в молодости – Евгений Ткачук), – волшебник за дирижерским пультом, но не в семье. Довольно частая история, когда у гения, поглощённого своим творчеством, нет понимания с детьми. Марк Гинзбург (Алексей Серебряков) всю жизнь тащит за собой тяжкий груз сложных отношений с великим отцом. Он пытается найти себя как художник, заплетает, расплетает и вновь заплетает разноцветные веревочные узлы своих невостребованных инсталляций и лишь в 50 с лишним распутывает созданные его же отцом хитросплетения в собственной судьбе. Отношения между близкими людьми редко бывают однотонными, вот и между отцом и сыном Гинзбургами то ненависть, то нежность. И от этого невозможно сбежать, скрыться, спрятаться. Можно порвать с женщиной. Но детско-родительская связь непрерывна, от неё нельзя избавиться. Есть вещи, за которые, наверное, невозможно простить. Но, чтобы жить — именно жить, а не мучиться от боли — необходимо примирение. Простые истины, а на экране — тяжелый и долгий процесс их воплощения. Алексей Серебряков и Даниэль Ольбрыхский в фильме С. Ливнева «Ван Гоги» Тема примирения с родителями в современном обществе не менее актуальна, чем деменция. Примечательно, что двое актеров из великолепного состава «Ван Гоги» незадолго встречались на съёмочной площадке другого фильма, тоже посвящённого взаимоотношениям сына с отцом. В вышедшей в 2017-ом работе Александра Ханта «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» Серебряков (здесь сын) — в роли немощного и никому не нужного папаши, когда-то обрекшего сына на детский дом, а Ткачук (здесь отец в молодости) – в роли не испытывающего никаких сыновних чувств раздолбая. Но даже маргинально-криминальные обстоятельства этой истории, как выясняется, не убивают связь отца и ребёнка до конца… Сюжет о Гинзбургах — музыканте и художнике — сложнее, запутаннее. Но удивительно, что после фильма о старости, деменции и смерти, во время просмотра которого как минимум у половины зала слезы на глазах, не горько и не страшно. А даже как-то легко… Настоящее искусство, говорят, творит чудеса. Не только большое и общепризнанное искусство, но и маленькое, в которое вложена душа, творчество. «Ван Гоги» ещё и об этом.