"Анна Каренина" — энциклопедия русской жизни ничуть не меньшая, чем "Евгений Онегин", только полвека спустя. Почему трагедию Анны нельзя представить себе в других исторических декорациях? Кто главный герой романа? Для внимательных читателей Толстого — отрывок из лекции писательницы Фаины Гримберг (Гаврилиной).

Кто главный герой романа Толстого? Многие из вас наверняка назовут саму Анну Аркадьевну, Вронского или Каренина.

Обратите внимание, Анна восклицает: "Ну что такое, оба Алексеи". И Каренин, и Вронский. Интересно, зачем Толстому два Алексея? Назвал бы Вронского Андреем, имя, которое очень подходит для офицера, для военного человека — ан нет. Он называет обоих своих героев Алексеями, а в центр этой композиции ставит Анну, чье имя — палиндром.

Так кто же главный герой? А главный герой романа, конечно же, Лёвин. Казалось бы, причем тут Лёвин? Многие драматурги, которые превращали этот роман в пьесу, или кинематографисты, экранизировавшие "Анну Каренину", предпочитали избавляться от Левина вовсе. Он у них вроде есть, а вроде бы его и нет, одни жалкие клочки.

Тем не менее в романе о нем сказано очень много — интересно почему, ведь он формально к сюжету имеет очень небольшое отношение. Более того, фактически никто не заметил этой сложнейшей и новаторской композиции, когда два главных персонажа — Анна и Лёвин — не встречаются вплоть до седьмой части книги, а когда они все же встречаются, их встреча никак не влияет на фабулу романа.

Что же делает Лёвина главным героем Толстого?

Теряют и находят смысл жизни

Напоследок предлагаю войти в этот лабиринт с другой стороны. Конечно, всем вам знаком роман "Улисс" и все вы читали, что Джойс изобрел такой метод, как поток сознания. Но, разумеется, этот метод изобрел не Джойс, а Толстой в той части финала, где Анна едет на вокзал.

Да и один день Леопольда Блума изобрел не Джойс, а тот же Толстой в своей неоконченной повести "История вчерашнего дня". Толстой бросил повесть, поняв, что за один день человек столько всего передумает и перечувствует, что описать это до самого конца будет невозможно. А Джойс решил, что это возможно.

Но вернемся к потоку сознания. У Анны это не поток сознания женщины, вроде Молли Блум с ее рассуждениями о мужчинах и грубой чувственностью. Это поток сознания человека, у которого вдруг открылись глаза — Анна поняла трагизм обыкновенного бытового существования, а после этого только и остается, что броситься под поезд.

Кстати, практически в то же время, немного позже, мы видим, что Лёвин так же стоит на грани самоубийства, хотя он-то счастлив, у него хозяйство, у него любимая жизнь в деревне, у него чудесная жена и маленький сын. В чем причина? А причина в том же: нет смысла жизни.

Если у Анны смысл исчезает в тот момент, когда она понимает, что Вронского раздражает ее манера пить из чашки, то у Лёвина, наоборот, все есть, нет только неведомого высшего смысла. В этот момент его спасает Толстой-демиург, и Лёвин обретает смысл бытия в христианстве.

Но это не конец. Обретя смысл, он задает себе сакраментальный вопрос: а как же магометане и иудеи — они погибнут? Но Лёвин пугается своих рассуждений, как пугается их и сам Толстой: нет, говорит он, разве имею я право рассуждать о правильности той или иной религии? У меня нет на это права.