К чему скрывать: мы боимся бедности, преступников, болезни, катастроф, конца света и вечной гибели. При этом масштабы наших страхов отнюдь не соответствуют масштабу того, чего мы боимся. И часто мы забываем, что совершенная любовь изгоняет страх (1 Ин 4:18). А если проще, то забываем, что Господь с нами; от души поем в храме С нами Бог! или Господь просвещение мое и Спаситель мой — кого убоюся?, а в жизни (или, как принято нынче говорить, «по жизни») боимся всего вышеназванного.Честно говоря, бояться есть чего. Вечной гибели бояться даже полагается — и каяться и молиться о милости Божией; но это «не тот» страх, это страх во спасение. С концом света уже сложнее — без страха здесь, конечно, не обойтись, но он смягчается размышлениями о славном Втором пришествии Господа нашего Иисуса Христа, а не лихорадочными поисками сомнительных источников, якобы сообщающих о сроках и знаках. Катастрофы — что с ними поделаешь, они не в нашей власти, в том числе — увы! — и техногенные, и тем более вызываемые террористами, но с их возможностью полезнее просто примириться, чтобы не умирать десятки раз страшной смертью в воображении. И ничего хорошего нет в болезнях (говорить, что они-де духовно полезны, человек может только если речь идет о его болезнях, а указывать корчащемуся от боли ближнему на духовные преимущества этого состояния — как-то не очень по-доброму получается). Бедность тоже бывает относительная; так, миллиардеру горько и обидно переквалифицироваться в простые миллионеры. Вот и пословица сложена: у всякого свое горе, у кого щи жидки, у кого жемчуг мелок. Пожалуй, хуже всего, иррациональнее всего вполне разумный страх перед преступниками. Дело не в том, что любого из нас могут оскорбить, лишить имущества, искалечить и мучительнейшим образом убить… Да, это действительно страшно. Но еще страшнее то, что сфера преступности окутана смрадом нечестия, и мы не только боимся за себя и за близких, но и ужасаемся той глубочайшей бездне безнравственности, с которой рискуем соприкоснуться, о которой знаем, что она существует и распространяется в мире. И одно это нечестие, даже если оно не чревато криминальной угрозой для нас лично, повергает в ужас. И возникает вопрос: как жить в Содоме? И вопрос этот становится страшным еще и потому, что Господь может казнить Содом. А мы здесь живем. На мой взгляд, обстоятельный, поучительный и утешительный ответ на этот вопрос содержится во Втором соборном послании святого апостола Петра. Хорошо бы усесться попрочнее и внимательно прочесть его от начала до конца. Но для этого нужно особо настроить и душу, и сердце, и разум. А если понемножку… Святой Апостол говорит и о предающихся пороку, и об отпадающих от веры, и о лжепророках, и о Дне Господнем, когда погибнет этот мир, и о том, что мы, верующие во Христа, Сына Божия, ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда (2 Пет 3:12). И нам нужно думать о том, чтобы явиться перед Богом неоскверненными и непорочными в мире (3:14). А долготерпение Господа следует, по словам апостола Павла, почитать спасением (ср. Рим 2:4): Господь не желает, чтобы люди гибли, а ждет, когда они придут к покаянию. Поэтому наше дело в развратном мире — не вопиять иначе как в молитве (а разве редко приходится слышать и произносимое походя призывание кары на головы нечестивцев, и — что еще того хуже — порицания непосредственно в адрес Создателя: «Господи, как Ты это терпишь!»), а блюсти себя. И помнить, что праведник выполняет в мире очень важное дело: спасает народ от гибели. Но не пропагандой и агитацией, не громкими обличениями, а просто фактом своего существования. Обратившись к прискорбной истории Содома, точнее, к предыстории его гибели (см. Быт 18:20-33), увидим, что Господь склонен был оказать ему милость по предстательству Авраама. Эпизод «торга Авраама» — один из самых драматичных в Ветхом Завете: Авраам просит, чтобы не были погублены праведники с нечестивыми. И Господь соглашается пощадить город, если в нем найдется 50 праведников (число предлагает Авраам). Затем Авраам просит пощады для Содома, даже если праведников будет всего 45… 30… 20… 10. И Господь всякий раз соглашается. Но ведь и десяти не нашлось! Вернувшись к заголовку, скажем, что жить в Содоме можно — но так, чтобы оставаться праведником. А для этого необходимо некоторое спокойствие духа, достичь которого очень непросто. Вот и апостол Петр, говоря о единственном милостивом исключении при гибели Содома, указывает, что Господь праведного Лота, утомленного обращением между людьми неистово развратными, избавил (ибо сей праведник, живя между ними, ежедневно мучился в праведной душе, видя и слыша дела беззаконные) (2 Пет 2:7-8), потому что знает Господь, как избавлять благочестивых от искушения. Какое неожиданное и хорошее слово — «утомленный»! Не возмущенным, не озлобленным, даже не взволнованным был Лот в Содоме, а утомленным, — конечно, от постоянного напряжения, вызванного необходимостью именно не возмущаться, не озлобляться, не волноваться, короче — не ввергаться в пучину страстей. А ведь если подумать, Богу с нами тоже непросто…