В перестроечном фильме «Черная роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви» рассказан был такой анекдот. Приходит человек в ЦК КПСС и возмущенно спрашивает: «Где ЭТО?» Его никак не могут понять, и он, наконец, поясняет, что в песне советской пелось: «И как один умрем в борьбе за это». Так вот, где ЭТО?!В одном этом анекдоте – вся судьба позднего СССР. Советскому человеку полагалось стойко переносить трудности и приносить жертвы на алтарь Отечества, и всегда было понятно, ради чего. Революция, Гражданская, индустриализация, защита Родины от фашистов, восстановление народного хозяйства – все это были простые, понятные цели. Ради них можно было и потерпеть. И вот восьмидесятые… Вроде и трудности не такие уж и трудные, и жертвы не особо жертвенные: ну подумаешь, колбасы в продаже нет или джинсов, за границу трудно выехать и Бродского не велено читать. Деды и не такое преодолевали! А только… не стало смысла, не стало главного в жизни «этого», чтобы ради него страдать и мучиться. И страна развалилась, она была обречена не по велению Госдепа, не по ошибке Горбачева – по бессмысленности собственного существования. Последние пять лет нам говорят, что надо немного потерпеть, что надо, как отцы и деды, приносить на алтарь Отечества жертвы (сегодня совсем уж легкие, если сравнивать даже с позднесоветскими временами). Но не объясняют, зачем. Ну, впрочем, как раз пять лет назад объясняли очень активно. Когда я выходил на улицы родного города, у меня возникало порой ощущение, что я попал в фильм «Кабаре» с его обычной вроде бы повседневностью и страшными контурами массового психоза и кровавой диктатуры на горизонте. Казалось, что вот сейчас наша страна, настрадавшаяся от коммунистической утопии, свалится в новый виток, погонится за утопией националистической. Но всё как-то рассосалось само собой: одно дело крикливые телешоу смотреть на диванчике под пивасик, и совсем другое дело – самому отправиться убивать и умирать. На это мало кто согласился, а из согласившихся – мало кто вернулся. Потом долгое время нам говорили, что основной смысл нашего существования – не быть Украиной. Вот у них так, а у нас совсем всё иначе, ровно наоборот: традиционно, скрепоносно, прочно, надежно и правильно. Одно время казалось, что если завтра Украина вдруг исчезнет, то лишится всякого смысла существование всех граждан России, они будут бродить бесцельно по улицам, натыкаясь на фонарные столбы и недоумевая, зачем вообще родились на свет. Но ведь невозможно жить отрицанием другого, нужно найти какой-то свой собственный смысл жизни. А его нет… И живем-то на самом деле хорошо, благополучно. Если бы в том самом 1989-м, когда на экраны вышла «Черная роза…», нам показали нынешний ассортимент какой-нибудь «Пятерочки», мы бы не поверили своему счастью. Можно ездить за границу, читать Бродского. Можно даже на выборах отмечать своего кандидата… хотя нет, в 89-м это уже было, и притом честнее, чем сейчас. Но в целом можно уверенно сказать, что живет рядовой российский гражданин гораздо сытнее и свободнее, чем подавляющее большинство его предков жило на протяжении почти всей своей истории. Радоваться бы… да вроде как нечему. И жертвы вроде как посильны, хотя и постоянны. Ну, подняли пенсионный возраст, заодно и налоги, оптимизировали здравоохранение так, что в поликлинике медсестер не хватает и врачи увольняются. Ну, пропали из аптек нужные лекарства. Но все это как-то можно перетерпеть, обойтись своими силами, попросить прислать таблетки из Казахстана. Не сорок второй год, лебеду и крапиву на обед варить не приходится. И массовых репрессий вроде как нет, а что за прогулку по бульварам вдруг можно оказаться избитым и за решеткой – так и это касается отдельных людей, вроде как большинству не грозит. Да может просто не гулять: ну их, бульвары эти… Но смысла у этих жертв нет. Нет великой цели. Зато есть ощущение, что ты та самая лягушка в кастрюле на медленном огне: плавать и дышать еще можно, но уже становится как-то тревожно. Уже присматриваешься, как бы половчее из кастрюли выпрыгнуть, ведь и крышкой ее пока не накрыли. В конце того самого перестроечного фильма была сцена тайного крещения – пожалуй, как ответ на вопрос «где это?». Священник рассказывает об Иисусе, показывая на допотопном диапроекторе какие-то примитивные слайды… Да, так все это и было, я это застал. И если бы нам, православным неофитам середины восьмидесятых, рассказали, как возродятся храмы, как будут проповедовать священники по телевизору и как будет на каждом углу продаваться православная литература, мы бы тогда не поверили своему будущему счастью. Да вот счастья-то как раз не ощущается. Скорее усталое разочарование. Во всех этих трескучих, навязчивых речах о державном православии слышатся те же самые нотки, что и в политинформациях былых времен. Говорят все меньше об Иисусе, проповедуют все реже Евангелие, а вместо них – храмы в каждом дворе, уроки православия в каждом классе, иконы в каждом помещении, сплошное взаимодействие с правоохранителями и роль церкви в повышении рождаемости. Да, и культ Великой Победы, словно в древнем языческом Риме. Смысл, смысл уходит… И, с одной стороны, это очень тревожно. Великая смута начинается не от того, что какие-то внешние враги засылают диверсантов и нанимают внутренних врагов, как бы ни внушали нам это телепропагандисты. Она начинается, когда государство становится для граждан досадной обузой, постоянным раздражителем без внятной цели и смысла. И сдается мне, что именно по этому сценарию и развивается сейчас наша жизнь. А, с другой стороны, я очень рад, что никакой новой Великой Идеи не случилось, не смогли ее изобрести, не родилась она сама в гуще народных масс. Люди хотят жить спокойно и свободно. Им нужны колбаса в продуктовом и Бродский в книжном, загранпаспорт с открытой визой и выборы, на которых можно сказать «нет» зарвавшимся чиновникам. Людям не нужны ни диктатура пролетариата, ни евразийское величие, ни какой бы то ни было еще глобальный проект. Они хотят жить спокойно и свободно. И может быть, вот оно – то самое ЭТО, которого так нам хотелось в перестроечные годы. То самое, которого не смог дать СССР и потому развалился? Может быть, это шанс для нашего государства стать наконец-то государством для своих граждан, а не для самого себя? Андрей Десницкий