Психотерапевт и мама маленького Льва Анна Лёвина героически дождалась самоотлучения от груди — это вполне реально!


Самоотлучение
Если совсем кратко — оно случается, я свидетельница и участница.
Если подробнее — грудное вскармливание завершилось, когда моему сыну было 4 года и 7-8 месяцев. Я не берусь сказать точнее, потому, что не было какой-то одной ночи, или дня, которые бы стали нашим Рубиконом.
     Было много моментов и ситуаций, когда длительное гв очень облегчало жизнь, или даже спасало её.
     И было много ситуаций, когда гв причиняло неудобства и отжирало мои силы. Когда ты кормишь, — даже лёжа и во сне,-  это не отдых.  Твоё тело все равно работает,  затекает в неудобных позах, реагирует на разные виды прикосновений, (внезапный укус соска сквозь сон, со сжатием челюстей в несколько атмосфер — мое любимое), теряет килокалории, ревет от животного голода, тонет в лужах молока. Испытывать тактильные перегрузки и недосыпать на протяжении почти пяти лет — я совершенно точно не была к этому готова и не хотела бы повторить еще раз этот трюк без дублерши.
Как же я докатилась до жизни такой?
Постепенно.
Я хотела кормить, я всю беременность читала форумы и методички, запаслась ланолином и специальной одеждой. Никаких сроков я себе не ставила, ничего не загадывала, дальше первого года жизни ребенка планов не строила.

Но, конечно, испытывала ряд ожиданий. Мне хотелось, чтобы младенец был мил и кроток, сосал меня минут по 15 через каждые 3 часа, а в промежутках спал в кроватке, или коляске.
Надо ли говорить, что реальность сразу, в роддоме дала мне по щщам?
Никогда не забуду первую ночь, когда Лёва, как  рыбка, выброшенная на сушу, разевал возле моего тела крошечный ротик, пытаясь заполучить то, чего я ещё не могла ему дать. Хорошо, что про молозиво и его капельное количество у меня иллюзий не было. Хотя, встревоженный муж предлагал сбегать за смесью.
И никогда не забуду руки медсестры-доярки, которые на второй день крепко сжали мою грудь, как вымя, пока в лицо другой медсестре не брызнула питательная струя : «есть молоко, кормить будешь!».
И я кормила. Отдыхая примерно 15 минут каждые 3 часа. Ну как, отдыхая, — меняя лифчики, вкладки, ночнушки и простыни. Молока  у меня тогда было больше, чем горячей воды в кране.
Я не буду вдаваться в подробности этапов и ошибок первого года. Были и соски (стопятьсот видов, которые сын не признал), я не додумалась давать ему грудь в слинге и пыталась приучить к коляске и раздельному сну (правда, быстро сдалась), я не читала Энциклопедию Грудного Вскармливания и часто не понимала, что со мной и моим телом происходит в тот или иной момент.
Я захлебывалась гормональной нежностью — наркотиком высочайшего класса. Я плакала от ощущения, что мочевой пузырь почти сел на шпагат, потому, что человек только что уснул с соском в зубах, и, если я попытаюсь пошевелиться, — вся семья заснет под утро.
За первый год я поняла, что неизбежно буду сталкиваться с осуждением и мифами вокруг гв:
— Длительное кормление приводит к задержке речи/кариесу/нарушению обмена веществ/психической травме,  инфантильности;
— Бросишь кормить — наладится сон/легче пойдёт в садик/начнёт есть нормальную еду;
—  Чем дольше кормишь — тем сложнее отлучить/мальчиков кормят до трех лет максимум/это уже не еда, а привычка;
 —  И другие пророчества ближнего и дальнего окружения. Ни одному из них не суждено было сбыться.
Но тогда, с первым ребенком, в первый год его жизни я переживала, сомневалась, искала научные подтверждения и до смерти боялась сделать что-то не так. Единственное, что держало на плаву и служило светом маяка в море непрошеных советов — я видела, что мой ребёнок не может без моего молока. И поняла, что этот заводик я прикрою еще нескоро. В два года примерно. Как рекомендует Всемирная Организация Здравоохранения.
После двух лет стало понятно, что я погорячилась. Мой сын совершенно не был согласен с нормами ВОЗ. Для него 24 месяца на груди  были не прожиточным минимумом, а, скорее, плотным апперитивом.
Примерно в этот период я прочла про такое явление, как самоотлучение. И, если честно, глаза мои полезли на лоб. Кормить, пока сам не бросит? Такое бывает? Вы это серьезно?!
Но реальность диктовала свои условия.


Мой ребенок оказался из тех, кого называют «высокочувствительными». Ну, то есть, это такой тип темперамента, которому любое столкновение с реальностью причиняет почти физическую боль. По крайней мере, на первых порах. Надевать памперс — больно. Мыть попу — больно. Заматываться в слинг — очень больно. Солнце, дождь, ветер, полнолуние, мамина попытка подстричь ноготок во время твоего сна, — возмутительно неприятно. Человеческая еда вкусна в объеме пары хлебных крошек с пола, человеческая вода — невкусная вообще, ни капли, фу, уберите это. Человеческое молоко онли. И не в бутылочке или шприце, — вы что, с ума сошли, —  нарушать правила хранения и товарное соседство, верните все в маму, только из нее желаю пить.
В полтора сыниных года мы переехали в другую страну. И на нас тотчас напали местные вирусы. И заходили знакомиться с новенькими ещё года полтора.
Особенно ярко зашёл ротавирус. Лёва посреди ночи начал блевать фонтаном с промежутком в 5-7 минут. И пока мы разбирались, как здесь вызвать врача и куда ехать, я бесконечно прикладывала его к груди. Он пил и снова блевал, категорически отказываясь от шприца с электролитами. И я уверена, если бы не реки маминого молока, он бы получил обезвоживание в первые полчаса. В общем, в больнице под капельницами мы так до сих пор и не полежали. Надеюсь, эта традиция продержится ещё лет дцать. И, к слову,  антибиотики сын не принимал ни разу. Я не противница, просто нам их ни разу не назначали. Я знаю, что иммунитет — сложносоставное явление, но именно для моего ребёнка, уверена, длительное гв сыграло большую роль.
На груди сын пережил очень тяжелое прорезывание клыков и  моляров, ветрянку без осложнений, ежегодные кишечные инфекции и без числа ОРЗ разной степени тяжести.
Третий год прошел под девизом «Да когда ж это все закончится?». Детали я помню плохо, кроме бесконечной усталости и желания самоотлучиться в пещерный монастырь. Многие сверстники сына к этому возрасту завязали уже с этим адским пойлом и переключились на соки-воды. Многие начали спать всю ночь и обросли новыми слоями самостоятельности. В лёвиных отношениях с грудью (молочную прелесть он почему-то называл «Бакум»), тоже произошли изменения. Ушли уличные прикладывания из серии «прямо сейчас, срочно, а то включу пожарную сирену», постепенно, — ооочень постепенно, — длительность и частота прикладываний уменьшились до 2-5 в сутки. Но отказываться насовсем он ещё не планировал.
Вообще, в этот период, — с трех до четырех лет, — было много прогрессов и откатов; он то забывал про меня на полдня, то снова повисал на бакуме, как младенец.

И этот период дал мне уникальный опыт и твердую уверенность в том, что в Лёве процессы налаживания сна, интереса к взрослой пище, самостоятельности и грудного кормления идут параллельно. Иногда пересекаются, но, чаще всего, не зависят друг от друга. Я поняла, что у этого крошечного организма много мудрости в отношение себя. И, если я втолкну в него еще одну ложку кабачкового пюре, меня он меньше не съест, а вот его естественная регуляция голода-насыщения притупиться может. И, совершенно точно, если убрать ночные подсосы, мой тоддлер лучше спать не станет, наоборот, ночь может превратиться в такой ад, по сравнению с которым пять прикладываний  покажутся отдыхом пятизвездочного класса.

После 4-х лет наследник перестал запивать мной каждый синяк и каждую разлуку. Научился самостоятельно  засыпать в машине (до трех лет я ездила на заднем сиденье, рядом с автокреслом, с грудью наперевес). И, наконец, ближе к 4,5 соизволил уходить в ночной сон под боком у папы. Но,  в середине ночи, или под утро все равно вспоминал, что надо бы припасть к роднику силы. Мой фитнес-браслет показал, что количество глубокого сна за ночь выросло с 20 минут до 1,5 часов.
И вот, как-то так, в танце с ритмическим рисунком «шаг вперед — три назад» мы добрались до ночей, когда про мои перси вообще никто не вспоминал. По крайней мере, в смысле еды.

Ну и ещё зимой пятого года случались вздохи перед сном, тихие просьбы вернуть все обратно, ну, или, накрайняк, родить братика. Лева был даже готов поделиться мной с младшим. Но это все происходило так легко, без драмы, без муки в карих глазах. Человек уже дозрел до того, чтобы спокойно засыпать без груди, стойко переносить длительные поездки и перелёты, в мелких неприятностях он дозрел до самоуспокоения, в крупных — бежит в объятья. Я не чувствовала ни тяжести в груди, ни гормональных всплесков, ни лютой тоски по завершенному периоду. Мне не пришлось сцеживаться, утягивать грудь или что-то ещё. Мой организм, кажется, вообще не заметил, что его больше не беспокоят на предмет подпитаться.

Но психика, конечно, заметила. И сделала радостное сальто-мортале, когда я впервые за ночь проспала на животе, в закрытой пижаме.
Кормить — прекрасно. Завершить — непередаваемо волшебно.
Конечно, это одна из сонма уникальных историй про маму, молоко в ее груди, ребенка и его потребность в этом молоке. За пять лет материнства я увидела и прочла много разных историй. И научилась не осуждать ни одну из них. И эту статью я пишу для того, чтобы вы узнали, что и такое тоже возможно.

Я бы не продержалась так долго, если бы не поддержка мужа и многих подруг, книги и статьи по теме, консультации специалистов и чудесные группы в фейсбуке. Среди знакомых мне женщин есть те, кто добежал до последней капли молока, или фразы «мам, убери это, я уже взрослый». Они подбадривали меня, понимали мою усталость, сочувствовали моему бессилию и радовались вместе со мной, когда я объявила о завершении. Подозреваю, что некоторое количество знакомых воздержались от осуждения, — спасибо им за это, иногда молчание — тоже поддержка. Спасибо большое Насте, которая все это время была виртуально рядом и попросила меня поделиться опытом.

Опытом прикосновения к древнейшему механизму, который регулирует, отлаживает, начинает и заканчивает в наших телах все процессы, — от рождения до смерти, — в том числе, механизмы лактации. Это огромная витальная мощь. Это большая, трудная работа. Это то, за что я себя уважаю в материнстве. Быть рядом столько, сколько предназначено природой. И я буду.